Александра Маринина - Все не так

– Думаю, тебе пора принять участие, – сказал тренер.

– Зачем?

– Разряд получишь. Как минимум третий, если выбьешь пятьдесят один из ста. А если пятьдесят семь – то и второй.

– А там много людей будет?

– Много.

– Нет, Анатолий Викторович, не надо. Я не буду.

Ну вот, опять двадцать пять.

– Дана, не валяй дурака, – встрял я. – Ты отлично стреляешь, ты на тренировках выбиваешь нормативы мастера спорта. Я понимаю, ты будешь волноваться, нервничать, стесняться, это нормально, поэтому на соревнованиях ты на мастера не настреляешь, но на третий-то разряд наверняка. Даже с закрытыми глазами.

– Нет.

– А если попробовать? – Я хитро прищурился.

Она озадаченно посмотрела на меня, потом слабо улыбнулась.

– Как тогда? С танго?

– Примерно. Попросим приехать сюда всю твою семью, они будут стоять у тебя над душой, и ты будешь понимать, что все они смотрят, как ты стреляешь, и оценивают, годишься ты на что-нибудь или нет.

Дана подумала немного и кивнула:

– Ладно. Давайте попробуем.

Дома я поговорил с папаней, он принял мой план, и в ближайшее же воскресенье с раннего утра вся семейка в полном составе, включая Володю с женой, но без Лены и Костика, на трех машинах притащилась в стрелковый клуб.

– Работаем по программе соревнований, – объявил тренер.

Дана, бледная и напряженная, послушно встала на первый номер, а мы разместились у нее за спиной. Все пять выстрелов на первом номере оказались неудачными – ни одной разбитой тарелки.

– Мазила, – пренебрежительно протянула Юля. – Тоже мне, спортсменка. Сидела бы лучше дома, книжки читала. Только деньги на твои забавы переводить.

– Помолчи, – оборвал ее папаня. – Не говори под руку.

Дана перешла на второй номер. Я подошел поближе, заглянул ей в лицо и увидел, что девочка глотает слезы.

– Вот видишь? – шепнул я. – На соревнованиях такого не будет. Никто тебе этого не скажет. Это самое плохое, что может случиться. Если ты с этим справишься и разобьешь хотя бы одну мишень, то тогда тебе никакие соревнования не будут страшны. Помнишь, Анатолий рассказывал, как один опытный спортсмен на соревнованиях вообще ни разу не попал? Ни одной мишени из ста не поразил. И такое бывает. Но от этого не умирают. Давай, Дана. Покажи им, чего ты стоишь.

И она показала, безупречно поразив оставшиеся двадцать мишеней и настреляв на второй разряд. Особый восторг у присутствующих вызвали ее выстрелы по мишени «бату» – одной из самых трудных. Тарелка летит быстро и ребром к стрелку, ее почти не видно, и только в последние полторы-две секунды разворачивается всей плоскостью. Именно в эти короткие мгновения ее можно отчетливо увидеть и поразить.

– А во что она стреляла? – удивленно спросила Валентина. – Я никакой тарелки не видела.

Ей подробно объяснили, откуда вылетает мишень, куда прилетает, где разворачивается и падает и куда смотреть, но разглядеть «бату» она сумела только с третьего раза.

– Господи, я эту мишень и увидеть-то не успела, а Дана ее уже разбила, – не переставала ахать папанина сестра.

– Переходим на другую площадку и снова стреляем по программе, – скомандовал Николаев.

На другой площадке совершенно успокоившаяся Дана уверенно выполнила норматив первого разряда, разбив 38 из 50 мишеней. Родственники шумно хвалили ее, а папаня громогласно заявил, что, если она хорошо выступит на соревнованиях, он купит дочери ружье.

– Пусть из своего стреляет, а не из прокатного.

– Рано, – покачал головой Николаев. – До восемнадцати лет не получится. Разве что вы зарегистрируете ружье на себя и будете сами с ней приезжать. Будете?

– Куда мне, у меня работа. Не смогу. А если на Павла ружье зарегистрировать?

– Нельзя. Только родители. Огнестрельное оружие – это не шутки. Родители отвечают за несовершеннолетнего. А с чужого человека какой спрос?

– Тоже верно, – вздохнул папаня. – Ну ладно, будешь хорошо стрелять – на восемнадцать лет подарю ружье. Итальянское, самое лучшее.

Да уж кто бы сомневался. У нашего папани все должно быть самым лучшим. Я отправил семейку в ресторан греться и пить чай, а сам остался с Даной, продолжающей тренировку.

– Ну что? – спросил я ее, когда тренер объявил пятиминутный перерыв. – Пережила?

Она молча и без улыбки кивнула.

– Видишь – это совсем не страшно. И заметь себе: сегодня ты стреляла перед своими родными, и тебе хотелось выглядеть в их глазах как можно лучше. А на соревнованиях тебе будет все равно. Ну, стоят вокруг какие-то дядьки незнакомые, на соседних номерах кто-то стреляет, никто тебя знать не знает, никому до тебя лично, до Богданы Руденко, никакого дела нет. Как отстреляла, так и отстреляла, им без разницы. Их дело – зафиксировать результат, не более того. И тебе совершенно безразлично, что они о тебе подумают и как ты выглядишь в их глазах. Во-первых, ты их не знаешь и их мнение о тебе никакого значения не имеет, а во-вторых, они о тебе и думать-то не будут. У них работа такая: стоять и фиксировать результат. А сам стрелок им до лампочки.