Елена Богатырева - Наследница

— Надеюсь, ты не собираешься сбежать на работу и бросить меня одну? — с ужасом спросила жена. — Кто это был?

— Колька Воронцов.

— Тот, что спас тебя?

Жена положила ребенка в коляску и перестала обращать внимание на его крик.

— Угу. Если б не он…

— Не говори так. Не он, так другой…

— Не было там других… А он и к своим два километра волок, и в вертолет впихнул начальственный, пригрозив какому-то чину чуть ли не пистолетом. Я потом в госпитале отлеживался, а его за самодеятельность в самое пекло…

Голос Геннадия Николаевича дрогнул. Жена подсела к нему поближе и обняла за плечи. Но тот уже взял себя в руки и продолжал почти весело:

— А я тебе не рассказывал, как этот герой попал в ГБ?

— Не помню что-то.

— О! Еще та история. Жил себя парень не тужил. Медицинский, кажется, кончил, а увлекался техникой. Работал где-то посредине между медициной и техникой, аппараты какие-то разрабатывал врачебные. Корпел над чертежами, парился за кульманом, а мужик-то здоровый, энергию куда-то надо девать…

А в ту пору как раз в моду вошла всякая там йога, единоборства восточные тогда только начинались. Он заинтересовался и стал ходить к какому-то мужичку за наукой. Тренировался, бегал для здоровья. А тут случай…

У них с женой свой дом был в области, от ее родителей остался. Забор высокий — Николай посторонних глаз не любил. Стоит как-то Воронцов посреди двора — дрова колет. Вдруг мужичок какой-то маханул к нему, чуть не на голову ухнул и чешет через двор. Коля ему: «Как? Куда? Стой!» А тот на него — ноль внимания. Если б сказал чего или хоть оглянулся, Колька бы плюнул, пусть себе бежит. Но от такой наглости его заклинило — догнал мужика в два прыжка, скрутил как по восточной технике положено и на зеленую траву уложил у колодца.

«Куда бежал-то?» — спрашивает. А тот от боли только маты на него складывает. А Воронцов, кстати сказать, этого страшно не любил. Тем более у себя во дворе терпеть был не намерен. В общем, нашла коса на камень. Один — лежит, белый свет на чем стоит кроет, другой — держит его мордой в землю и руки выворачивает, чтобы в чувство привести. А тут со всех сторон ребята в форме посыпались через забор как горох. Оказалось, тот самый мужик, которого Колян к земле примял, — опасный бандит, из тюрьмы бежал. Чуть было от оперативников не ушел. Воронцову за поимку благодарность на работу написали, в газете напечатали. А потом позвали в органы, отправили в Волгоград в школу КГБ… Вот ведь как бывает.

Он замолчал, и тут только они с женой заметили, что внук перестал орать и спокойненько посапывает в коляске.

— Слава тебе, Господи. А Коля твой чего ушел потом?

— Это другая история. Он вообще человек такой — вечно с ним какие-нибудь истории. И ладно бы, если б все — с хорошим концом…

20 декабря 2000 года

Галина Ивановна Светлова делала уже третью подтяжку. Старость в виде морщин и коричневых пятен, которых с возрастом становилась все больше и больше, ее панически пугала. Теперь, в пятьдесят пять, ее лицо и тело выглядели так же, как в тридцать. Лишь глаза выдавали возраст — не было во взгляде беспечности, даже крупицы наивности, без которых невозможна настоящая молодость.

Она в последний раз внимательно оглядела палату — не забыла ли чего — и пошла к старшей медсестре, сообщить, что уезжает. По дороге осторожно выглянула в окно. Стоят. Лия и Глеб. Он с цветами, копытом бьет от нетерпения. Она — ссутулившись, нарочито отстранившись, но тоже не отрываясь глядит на вход.

Галина широко улыбнулась и пощупала подбородок. Улыбаться теперь было совсем не больно. Но все еще не покидало ощущение, что на лицо натянули маску. Хотелось снять.

День перетекал в вечер. Зина с трудом волокла вслед за ней неподъемные чемоданы. Галина оглянулась разок, посмотрела без малейшего сожаления. Девчонка совершенно никчемная. И глупая до безобразия. Чего стоило одно ее тупое нежелание звать Галину по имени. Ну, ничего. Записочку Галина главврачу передала о том, что в следующий раз — а произойти это должно было через полтора года — не желает видеть эту девчонку.

— Галочка, — Лия все-таки успела добежать до нее первая и остановилась как вкопанная, боясь дотронуться. — Какая ты прелесть, — пролепетала она.

— Сегодня можешь меня поцеловать, — разрешила Галина, подставляя щеку, которой Лия тут же коснулась холодными дрожащими губами.

— Моя очередь. — Глеб, как всегда, не стал церемониться с Лией, отстранил ее, сунул в руки букет и, обняв Галину, принялся целовать ее, исколов щеку двухдневной щетиной. — Застоялся без тебя, как конь в стойле, — шепнул он ей. — Поедем отметить?