Гарри Гаррисон - Месть Монтесумы

Ошарашенный Тони вскинул глаза и встретил взгляд безмолвствующего Гольдштейна.

– Я изучал биографию этого человека, пока не решил, что знаю о нем все. Его так и не поймали. В последние дни войны он скрылся. Но я знал, что произведения искусства попадали к Гитлеру не без его посредства, и знал, какие картины прошли через его руки. И когда Робл продал Матисса, я решил, что напал на след. Это была одна из картин, к которым Хохханде имел отношение. Зная об этом, я состряпал байку о разбомбленном музее и разыскал Робла. Он принял ее за чистую монету и поверил. Подобное вполне могло произойти на самом деле. Однако, подчеркиваю, это мистификация от начала и до конца. Сразу же после войны я вернулся в Сапри, чтобы разыскать следы семьи. Все умерли в лагере. Один крестьянин, прослышав, что я разбираюсь в искусстве, принес мне «Святого Себастьяна» Челлини, подобранного среди руин музея. И угловой фрагмент полотна да Винчи – единственный уцелевший после налета. Я купил их и щедро ему заплатил. Но мог лишь любоваться ими, не находя иного применения, слишком уж обе картины были широко известны, чтобы выставить их на продажу. Челлини очень помог мне в самые тяжкие времена. Но они сыграли свою роль, когда я разыскал Робла и открыл ему свой план. Был написан поддельный да Винчи, работа Эльмира, очень искусного мастера, хотя и весьма дорогого, фрагмент настоящего полотна вмонтировали в угол. Остальное вам известно. Я проиграл. Вы захватили Робла, заурядного убийцу, да его сообщника, лже-Гитлера Якоба Платца, если он хоть чего-нибудь стоит. Но в главном я проиграл. Все это затевалось, чтобы выкурить из норы Хохханде, но план не преуспел. Я проиграл.

– Напротив, мой добрый друг, вы самым восхитительным образом выиграли, ваш план сработал просто безупречно, – улыбнулся умирающему Гольдштейн.

– Что… что вы хотите этим сказать? Не надо мучить меня в последний час.

– Я сказал чистейшую правду. Вы выкурили его, он здесь, – Гольдштейн обернулся к безмолвствующим зрителям. – Ну же, Хохханде, говори. Я знаю, кто ты. Отпечатки пальцев это докажут. Сделай шаг вперед и признайся, что существуешь, – или признание из тебя надо вытягивать клещами?

Воцарилось гробовое молчание; никто не шелохнулся. Песок ослепительно сверкал под жаркими лучами солнца. Потом песок сдвинулся с места, зашуршав под подошвой. Нога шаркнула вперед, за ней другая.

– Надоело мне прятаться, – навалившись на костыли и натужно продвигаясь вперед, проговорил Якоб Платц-Адольф Гитлер. – Вам потребовалось много лет, чтобы меня отыскать. Дурачье. Этот итальянский воришка умней вас всех, вместе взятых. Я ни разу его не заподозрил, ни на миг. – Он подтянулся, насколько сумел, пытаясь встать навытяжку. – Я капитан Ипполит Хохханде. Увы, недуг не позволяет мне щелкнуть каблуками.

– Наконец-то… – улыбнулся Карло Д'Изерния – и умер.

– Не будет ли кто-либо из присутствующих любезен объяснить, что это значит? – осведомился лейтенант Гонсалес.

– Позвольте мне, – ответил Яков Гольдштейн. – Теперь история зверств и жадности подходит к концу. Этот Хохханде заправлял концентрационным лагерем в Италии – очевидно, тем самым, где убили семью Д'Изернии. Д'Изерния придумал, как вытянуть Хохханде на свет при помощи этих произведений искусства. Американцев винят в разрушении музея, где находились означенные произведения, и он сыграл на их чувстве вины, запросив громадную сумму за возвращение картин. К сожалению, им придется и дальше носить это чувство вины, лишь частично смягченное возвращением одной из картин в Италию. Итак, все становится по своим местам. Италия получает картину.

– В целости и сохранности, – подхватил Тимберио. – Она вернется на родину, и помощь американцев получит самую высокую оценку.

– Дэвидсон убит, и теперь полиция арестовала убийцу.

– Так точно, – Гонсалес усмехнулся угрюмому Роблу. – Правосудие свершится.

– Выкуп возвращен, казначейство Соединенных Штатов будет довольно.

– Никто отсюда не уйдет, покуда я не пересчитаю.

– На том и кончается. Д'Изерния умер счастливым, насколько это возможно. Все встало на свои места.

– А как насчет этого? – Гонсалес указал на Хохханде.

– Как насчет меня?! – брызгая слюной, вскричал тот. – Да ничего вы со мной не сделаете, руки коротки, мои документы в полном порядке, я не совершил в Мексике никаких преступлений, кроме того, что приехал под чужим именем. Только в целях самозащиты, ради собственной безопасности, это не преступление. У меня имеется паспорт на мое настоящее имя, официально выданный в Аргентине, так что валяйте, можете выслать меня туда. Вы не посмеете даже пальцем меня коснуться. Все вы дурачье, с мозгами у вас слабовато, чтобы меня разглядеть, хотя я все время был на виду у всех. Небольшое хирургическое вмешательство для сходства с фюрером, необходимое для получения картин, хранившихся в здешнем банке, потому что Робл поместил их туда на его имя. Мы их получили, а получив, обратили в капитал. Как же я над вами смеялся! Никому даже и в голову не пришло, что маскарад может быть двойным! Как только вы докопались до личности Якоба Платца, погибшего много лет назад на русском фронте, если хотите знать, вы тут же успокоились. Я жил среди вас и смеялся над вами. Я бы и сейчас смеялся, если бы этот пустоголовый итальяшка не соблазнил идиота Робла своим грандиозным планом.