Гарри Гаррисон - Месть Монтесумы

Он угрюмо двинулся вперед, приготовив наручники.

– Эй, минуточку, подождите, – попятился Тони. – Все это ошибка.

– Бросьте пистолет. Не сопротивляйтесь.

Лишь тут Тони заметил, что все еще держит в руках трофейный «люгер», и поспешно отшвырнул его, внезапно ощутив себя ужасно голым, выставленным напоказ в своем промокшем белье.

– Я не убивал Дэвидсона! – запротестовал он.

– Мы считаем иначе.

– Но у вас нет улик. Однако настоящий убийца сейчас среди нас, а раз уж наручники у вас наготове, предлагаю вместо меня арестовать его.

Остановившись, Гонсалес обвел взглядом пляж и собравшихся; оружие мгновенно исчезло из виду, будто по мановению волшебной палочки.

– В самом деле. Не будете ли вы любезны назвать этого убийцу и привести доказательства, подкрепляющие ваши утверждения?

– Буду. Очень немногие люди знали, что Дэвидсон заколот, и уж тем более не могла этого знать широкая публика, потому что в газетах упоминалась только насильственная смерть без каких-либо подробностей. Правда?

– Да. Мы из кожи вон лезем, чтобы не давать будущим убийцам уроков мастерства.

– Итак, ясно. И все же один из здесь присутствующих прекрасно владеет этим мастерством. Не так давно он сказал мне что-то вроде того, что ему нет дела, если я заколю хоть все ФБР. – Тони с видом обвинителя ткнул пальцем в сторону Карло Д'Изернии. – Это ведь вы сказали, не так ли?

– Вполне возможно, – безмерно устало вздохнул Д'Изерния.

– Звучит логично, – подхватил Соунз. – Нож – традиционное итальянское оружие.

– Попрошу без этнических оскорблений! – вскинулся Тимберио. – Нож – оружие интернациональное, и никто не давал вам права подобным образом клеветать на итальянцев!

– Пожалуйста, позвольте мне сделать заявление. – Д'Изерния не только ссутулился от усталости, но и на глазах постарел. – Хотя Дэвидсона убил и не я, но знаю, кто. И в каком-то смысле чувствую себя ответственным за смерть этого человека. Убийца…

– Schwein! – выкрикнул Робл, молниеносно выхватывая из кармана нож – мощная пружина выбросила громадный клинок, со щелчком вставший на место – и по рукоятку всаживая его Д'Изернии в спину. Все разыгралось за долю секунды – воткнутый нож, изумленно распахнутые глаза Д'Изернии, еще не отзвучавший крик.

Гонсалес бросился вперед в тот же миг, хотя был слишком далеко, чтобы помешать. Зато перехватил Робла сразу же после удара, резким, коротким кистевым рывком швырнул его в воздух, обрушив ничком на землю, скрутил руки за спиной и надел наручники.

– Карате-шотокан как минимум, – одобрительно отметил Соунз.

Осунувшийся, посеревший Д'Изерния боком повалился на песок с торчащей из спины рукояткой ножа. Криво усмехнулся склонившемуся над ним Тони и заговорил голосом слабым, но чистым и внятным:

– Видели, как он собственной рукой подписал себе приговор? Правда, не чернилами, а моей кровью. Но на сей раз он нанес удар чересчур рано, несправедливо… впрочем, достаточно справедливо. Я не против. Нет!!! Не трогайте нож. Лучше слушайте меня, пока я еще могу говорить. Полицейский, вам меня слышно?

– Слышно. – Гонсалес опустился рядом на корточки, пока его патрульные занимались Роблом. Остальные сгрудились вокруг. – Весь этот план, от начала и до конца, родился у меня в голове, моих рук дело. И убийство тоже, хотя и косвенно. Мы с Роблом следили за аэропортом, когда сюда прибыл самолет с Хоукином и другим агентом ФБР – Дэвидсоном. Я его узнал. Он работал в бригаде по борьбе с жульничеством, и несколько лет назад мы с ним схлестнулись. Он знал меня под другим именем, но, главное, знал, что я замешан в разнообразнейших махинациях с поддельными полотнами. Если бы он узнал, что за данной сделкой стою я, он мигом подумал бы: «Подделка», и все было бы кончено, едва начавшись. Я сообщил об этом Роблу, сказал, что придется изменить план. Но он жаден и ждать не хотел. Сразу же покинул аэропорт, оказался в отеле раньше всех, спрятался в номере и убил Дэвидсона, как только тот остался в одиночестве. Крайне жестокий человек. После бахвалился передо мной подробностями убийства.

Робл изрыгал проклятия по-немецки, пока его не заставили умолкнуть.

– А где остальная часть полотна да Винчи? – спросил Тони.

– Погибла. В войну. Теперь оно существует лишь в сложной фабрикации, сотворенной мною. – Д'Изерния кашлянул, в уголке рта показалась капля крови. – Слушайте внимательно, – шепнул он, – потому что повторить этот рассказ на бис я не смогу. Перед войной я был уважаемым, весьма респектабельным торговцем живописью. После войны – контрабандистом, фальсификатором и похитителем. Мне было наплевать. Мне и теперь наплевать. С того времени моя жизнь утратила ценность и смысл, семейство мое погибло, все до последнего человека, ужасной смертью, не могу описать. И все же я рассчитывал наконец пустить в ход свою преступную репутацию, хоть как-то отплатить тому, кто уничтожил все, что было мне дорого. Его зовут Гиппо, так я с ним и не встретился, Ипполит Хохханде, Саприйский Палач.