Андрей Ветер - Под сводами высокой лжи

– Здравствуй, – сказал он, когда дверь открылась.

– Привет, – ответила Катя и поцеловала его в губы. Она была в строгой тёмно-синей юбке чуть ниже колен и коротеньком пиджаке того же цвета, надетом на белоснежную рубашку.

– Тебе очень идёт этот костюм. Просто шикарно выглядишь!

– Спасибо, – она провела его в комнату. – Выпить хочешь?

– Нет. Хочу быть трезвым, чтобы запомнить всё в деталях.

Катя посмотрела на него, сдержав набежавшую улыбку.

– Вставишь эту сцену в очередной роман?

– Как знать…

Она шагнула к нему и снова припала ртом к его губам, он почувствовал её проворный язык. Юрий снял с неё пиджаки бросил его, не глядя, в угол комнаты. Катя нащупала руками застёжку на юбке, и через несколько секунд перед Полётовым предстало нагое женское тело, крепкое, выпуклое, горячее.

– Нравлюсь?

– Не то слово, – Юра с удовольствием отметил, что в нём немедленно пробудился мужской интерес, от головы к животу разлилось тепло. «Вот и прекрасно, – подумал он. – И не нужно об угрызениях совести думать».

Катя отступила на пару шагов и села на кровать.

– Раздевайся, – проговорила она. – Нет, пожалуй, я сама. Хочу сама…

У неё оказались опытные руки и умелый рот.

– Хочу, как тогда, – решительно заявила она, – чтобы только трогать и трогать. И ничего внутрь…

– Катюша, дорогая, не получится у нас, как тогда.

– Получится!

– Тогда ты должна сначала сыграть на пианино. Ты забыла, что ты играла для меня на пианино, пока я ждал тебя в кровати?

– Правда? – она отодвинулась от Полётова, подумала и вскочила на ноги.

– Ты куда?

– Играть!

Она звонко прошлёпала босыми пятками по полу и скрылась в соседней комнате. Мгновением позже оттуда донеслись звуки фортепьяно. Кинжалова играла аккуратно, как ученица.

– Совсем забыла, как это делается, – сказала она, выглянув из двери. – Зря училась.

Катя медленно прошла через комнату, покачивая тяжёлыми грудями, и остановилась перед Юрием.

– Значит, нравлюсь?

Он молча указал глазами на нижнюю часть своего тела.

– Вижу, – в голосе Кати звучало удовлетворение. – Хорошая игрушка…

Она протянула руку и погладила подрагивавший мужской орган.

– Как раньше… И совсем по-другому…

Возвращаясь домой после нескольких часов, проведённых у Кинжаловой, Юрий отчётливо слышал в себе нараставшие нестройные звуки какой-то угрюмой музыки. Даже не музыки в привычном смысле, это были протяжные аккорды, иногда вовсе не сочетавшиеся друг с другом, – какая-то пугающая какофония. Аккорды сплетались в образы, метались, как призрачные тени, нависали, опутывали, наваливались, давили, душили. Музыка несла в себе ураган мыслей, не облечённых в форму слов, но тем не менее понятных, бесспорных, мрачных, обличающих. Раньше с Полётовым случалось нечто подобное, но никогда музыка чувств не была такой мощной, убийственной. Она звучала не только в нём самом, но даже снаружи. Весь мир был наполнен таинственными аккордами. Они пронизывали воздух тонкими стальными нитями, выворачивали его наизнанку, делая непригодным для дыхания, хлестали из-под земли, обрушивались с неба, натягивались и снова провисали.

Полётов опустился на скамейку и закурил.

«Неправильно. Всё было неправильно».

Он окинул сторонним взглядом случившееся в квартире Кинжаловой.

«Ничего особенного. Просто секс. Странно, но я чувствую себя скотиной… Не понимаю себя».

Он долго разговаривал с Катей, и это было похоже на пустую болтовню давних знакомых, с удовольствием перескакивающих с темы на тему. Но Полётов незаметно подсовывал Кате то один нужный ему вопрос, то другой и в конце концов сумел выведать у неё несколько любопытных фактов, связанных с «Вью Интернэшнл».

«Акула-то она, может, и акула, но только в своём бизнесе, а что касается моего дела, то она абсолютно наивна, как, впрочем, всякий нормальный человек. Её надо лишь самую малость подтолкнуть, и она побежит в нужном направлении, выложит всё, что знает. Ею воспользоваться может кто угодно, а она даже не поймёт». Юрий выбросил окурок. Он вспомнил, как Кинжа-лова поцеловала его на прощанье.

– Ты придёшь ещё? – спросила она.

– Да, – ответил он и подумал: «Надо срочно сматывать в Испанию. Мне совсем ни к чему всё это. Пусть ею кто-нибудь другой занимается».

Джордж Уоллис связался с Полётовым, едва тот успел появиться в Барселоне.

– Привет, Юрий, – бодро заголосил американец в телефонную трубку. – С возвращением в солнечную Испанию!