Евгения Маратовна положила пистолет в стол, подошла к мужу и погладила его щеку, словно хотела стереть темный налет:
– Гена, не надо ничего объяснять.
– Нет, надо… Дойдут слухи…
– Гена, я знаю, из-за чего тебя уволили.
– Уже позвонили?
– Никто не звонил.
– Откуда же ты знаешь?
– Гена, тебя уволили из-за меня.
Следователь прокуратуры Рябинин вернулся с места происшествия. Сняв куртку, он достал из шкафа бумажную салфетку и начал оттирать грязь с рукава, пока не засохла. Вроде бы не поддавалась. Он догадался, что не так испачкан рукав, как заляпаны очки. И щека, и лоб, и ворот пиджака… Серо-синяя глина. Пришлось взять не очень свежее полотенце – лежало меж папок с бланками допросов – и пойти в общественный туалет.
Вернувшись, Рябинин обнаружил у двери своего кабинета гражданина, которого ему захотелось отторгнуть по ряду причин. Хотя бы по главной: он семь часов провел на происшествии и устал, словно вернулся с лесоповала. К тому же гражданин весьма походил на интуриста. Обилие металлических пуговиц на куртке, шляпка с козырьком, сумка с какими-то ушами…
– Вы ко мне? – спросил Рябинин, пробуя вскользнуть в кабинет скорее его ответа.
– К вам, Сергей Георгиевич.
Пришлось впустить, коли знает имя; пришлось даже предложить стул. Убрав полотенце и пригладив волосы, Рябинин сказал:
– Слушаю.
– Сергей Георгиевич, не узнаете?
Он снял шляпу. Из-под нее выкатились волосы и рассыпались по плечам, словно покрыли их черным лаком. Мохнатые темные брови топорщились нахально. Да и крупный нос с массивным кончиком, словно его утяжелили для клевания. Черные глаза с неожиданным сиреневым отливом…
В память что-то клюнуло, но не проклюнулось. Да и не было сил на воспоминания.
– Кто вы?
– Михаил Кохин.
Теперь память мигнула фонарем, мгновенно высветив все те перипетии, которые терзали нервы, когда он вел дело на этого человека.
– Кохин, я тебя арестую.
– Ай, Сергей Георгиевич, слишком много мороки. Я теперь иностранец, был в свое время признан невменяемым. Да и восемь лет прошло, уж, наверное, срок давности вышел…
– Зачем пришел?
– Преступника тянет на место преступления. Откровенно говоря, у меня в городе ни близких, ни знакомых
Рябинин поверил: бандиты заглядывали частенько, даже отбывшие срок. В пустой жизни преступников, особенно молодых, следователь был единственным человеком, кто всерьез интересовался их судьбой и с кем можно поговорить не о деньгах, бабах и водке. Но Кохин, проживший восемь лет за границей, в советах вряд ли нуждался. Рябинин спросил:
– Ну и как тебя приняли за рубежом?
– По высшему разряду. Сперва положили в дорогую клинику, потом отправили на высокогорный курорт, ну, и почти год прожил в пятизвездочном отеле.
– За что же тебе такие почести?
– Я выдал себя за диссидента: боролся за демократию, пострадал от коммунистов, попал в психушку.
– Да, Миша, жаль, что я тебя не посадил. Ну, а потом?
– Потом я стал делать деньги.
– И много наделал?
– Мне на три жизни хватит.
– Тогда чего же у тебя вид человека, у которого болит печень?
Кохин моргнул и слегка отпрянул от стола. Рябинин слабо улыбнулся – его слова попали. Следователь знал ошибку всех преступников, если только не всего человечества: будут деньги – будет счастье. У мелкой шпаны все кончалось ресторанами и публичными девицами, у крупной – турпоездками и безвкусными коттеджами.
– Миша, я скажу банальность, но это истина: счастье не в деньгах.
– Сергей Георгиевич, но без денег нет счастья – тоже истина
– Я недавно кончил дело на бизнесмена и отъявленного бандита Хакима. Долларов у него было побольше, чем шишек в лесу. Боялся смерти, два раза в одном месте не ночевал. Деньги были, а жизни не было. И все-таки его подстрелили. Думаешь, обрел покой? Завещал похоронить себя в бронзовом гробу. Похоронили. Охотники за цветным металлом тут как тут. Теперь его прихлебатели не знают, что делать: то ли перезахоронить, то ли охрану у могилы поставить.
Рябинин убавил пыл. Тратит время. И главное. бессмысленно расточает слова. Взялся убедить Кохина, что смысл жизни не в деньгах… Это невозможно сделать вне зависимости от личности самого Кохина: его. Кохина, подпитывает общественное мнение – народ за него. Поэтому любая логика бессильна.
– Сергей Георгиевич, у вас на ухе глина.
– Из-за денег, – буркнул следователь, вытирая ухо платком.
– Не понял…
Читать дальше