Эрнест Хорнунг: Le premier pas

«Хорошо, — думал я, — ты можешь казаться трезвым, но спать все равно будешь крепко как бревно!» Половину всей той выпивки, что мне наливал Юбэнк, я выплескивал в окно.

Хорошим парнем был этот Юбэнк… Я назвал его веселым и компанейским, и мне очень хотелось, чтобы он вовсю злоупотреблял спиртными напитками. По мере того как вечер продолжался, Юбэнк становился все более и более добродушным, и мне без особого труда удалось обойти с ним весь банк в такое, казалось бы, совершенно не подходящее для этого мероприятия время. Я воспользовался тем, что Юбэнк пошел туда за своим револьвером, приняв решение лечь спать. Я продержал его на ногах еще в течение двадцати минут и рассмотрел каждый дюйм служебной территории дома прежде, чем за руку попрощался в своей комнате с Юбэнком.

Тебе никогда не догадаться о том, что же я делал в течение следующего часа. Я разделся и лег в кровать. Самозванство, вызывающее постоянное напряжение даже тогда, когда оно самым тщательным образом бывает заранее подготовленным, — это наиболее утомительное из всех тех занятий, которые мне только известны. Насколько же возрастает это напряжение тогда, когда подобное перевоплощение требует экспромта! Нет времени даже просто войти в роль — любое твое слово может выдать тебя с головой. Это напоминает ситуацию, когда ты должен все время бить по мячу при плохом освещении. Я не рассказал тебе и половины тех затруднительных положений, в которые я попадал по мере того, как длился наш разговор с Юбэнком, начинавший принимать все более опасный для меня доверительный характер. Вот и представь, как я лежал раскинувшись на кровати, едва переводя дух и желая обрести второе дыхание для очень важной ночной акции.

Мне опять-таки повезло, ибо находиться в постели пришлось не слишком долго: вскоре я услышал сопение дорогого Юбэнка, отдаленно напоминавшее игру на фисгармонии. Эта музыка не прекращалась ни на мгновение. Она звучала, не ослабевая, пока я не выбрался из своей комнаты и не закрыл за собою дверь. Юбэнк дышал громко и размеренно, когда я, прислушиваясь, остановился у его двери. Мне предстояло еще раз послушать этот концерт, и безупречное исполнение маэстро своей сольной партии понравилось мне больше всего. Под сопение этого доброго малого я выбрался из дома. И когда я вновь остановился, вслушиваясь, у открытого окна, Юбэнк по-прежнему вел свою партию великолепно.

С какой целью я вышел? Поймать кобылу, оседлать ее и привязать неподалеку к одному из деревьев, чтобы иметь под рукой готовое средство к отступлению. Я часто удивлялся инстинктивной мудрости, заставившей меня принять данную меру предосторожности. Я бессознательно исполнил то, что с тех пор стало для меня одним из основных принципов работы. Чтобы все это осуществить, потребовались значительные усилия и большое терпение: мне надо было достать седло, не разбудив при этом спящего человека, а кроме того, я ведь не имел никаких навыков поимки лошадей в загоне. Поскольку мои действия показались подозрительными моей бедной кобыле, я вернулся в конюшню и набрал для нее целую шляпу овса, которую и оставил ей в рощице. Там имелась еще и собака, и с ней также пришлось считаться (собака, Кролик, — это злейший наш враг), но я был достаточно сообразителен, и за вечер мы стали с ней закадычными друзьями. Поэтому она завиляла передо мною хвостом не только тогда, когда я сошел со ступенек крыльца, но и когда появился вновь, на сей раз с черного хода.

В качестве soi-disant [2] Так называемого ( франц. ). нового заведующего я имел возможность самым обычным образом выудить у бедного Юбэнка все сведения, так или иначе связанные с функционированием этого отделения банка, особенно за бесценные последние двадцать минут перед сном. Я с самым непринужденным видом задал ему вполне естественный вопрос относительно того, где он сам держит и где посоветует мне держать ночью ключи. Я думал, разумеется, что он забирает их с собой в комнату. Ничего подобного. Его способ их хранения был раза в два оригинальнее. Где именно — теперь не так уж и важно, но посторонний не нашел бы эти ключи за все воскресные дни целого месяца.

Я же, разумеется, достал их за несколько секунд, и еще через несколько секунд я находился уже в самом хранилище. Забыл сказать, что к этому времени взошла луна и в банке стало довольно-таки светло. Я тем не менее притащил с собой из комнаты огарок свечи и без всяких колебаний зажег его в хранилище, которое располагалось на несколько узких ступенек ниже уровня пола в зале прямо за стойкой. В хранилище не было окон, и, хотя я более не мог уже слышать сопение Юбэнка, я не имел ни малейшей причины опасаться какого-либо вмешательства с этой стороны. Я было подумал о том, чтобы запереться изнутри, пока я буду трудиться, но, слава Всемогущему, железная дверь с внутренней стороны не имела замочной скважины.