Карина Тихонова - Тайна осенней звезды

– Это кто? – не понял Штерн.

– Гастон Леру? Это французский писатель. Увлекался всяческой мистикой. «Призрак Оперы»! Помните такой роман?

– А-а-а, – протянул Штерн равнодушно. – Название помню, роман не читал. Но, в общем, ты права. Он чего-то испугался.

– Чего можно испугаться до такой степени? – спросила я.

Антон Григорьевич снова пожал плечами.

– Понятия не имею!

– А на теле нет никаких…

– Ни ран, ни следов пыток, ни увечий, ни дырочек от уколов, – насмешливо перебил меня Штерн. – Не рассчитывай, что мы что-то упустили. Не били его и не мучили. Никаких препаратов в крови нет. Повторяю еще раз: сильный сердечный приступ. И как печальное следствие – смертельный исход. Между прочим, по статистике это самая распространенная причина смерти в России.

Он посмотрел на меня и добавил:

– Все, Майка! Давай чеши отсюда, у меня своих дел полно.

Я поднялась с кресла и сказала:

– Спасибо, дядя Антон. Век не забуду вашей доброты.

– Да ладно, – ответил он добродушно. – Какие между нами счеты!

– Я пошла, – сказала я и двинулась к выходу.

– Родителям привет! – крикнул Антон Григорьевич вслед. – Скажи, в субботу буду! Как договорились!

– Передам! – ответила я так же громко, выходя в приемную.

Закрыла дверь кабинета, попрощалась с секретаршей и покинула больницу.

Интересную информацию подкинул мне собеседник. Даже очень интересную.

Молодой здоровый мужчина, как и было сказано, внезапно умирает от сердечного приступа. Причем, до этого момента на сердце он не жаловался. Умирает он с гримасой такого ужаса на лице, словно увидел перед смертью голову Медузы.

Очень интересно.

Что я знаю о смерти от ужаса? Да ничего не знаю! Даже представить себе не могу, что может современного человека напугать до смерти!

Хотя…

Я порылась в памяти.

Что-то я читала про смерть от страха. Где? Не помню… Ах, да! В «Одиссее капитана Блада», одной из любимых книг моего детства! Там испанец-пират, привязанный к жерлу корабельной пушки, умирает от страха перед казнью. Казнь, конечно, жуткая, но это только книжка! Это авантюрный роман, придуманный от начала и до конца! В жизни так не бывает!

Хотя что я знаю о жизни? За двадцать пять лет моего существования я накопила довольно скудный житейский опыт. А попробуй накопи больше, когда предки контролируют каждый вдох своего единственного чада!

Ладно, не об этом речь.

Выходит, Терехин перед смертью страшно испугался. Либо это было совпадение: начался сердечный приступ, а потом что-то вызвало выражение ужаса на лице покойного…

Да, но мы снова возвращаемся к исходной точке! Почему у здорового молодого мужчины внезапно начался сердечный приступ?! С какой радости? Нет здесь никакого совпадения! Терехин страшно испугался, именно поэтому у него начался сердечный припадок! Только так, и никак иначе!

Я уселась в машину, испытывая неясный душевный трепет. Этот трепет сулил какую-то журналистскую сенсацию. Возможно, даже сенсацию, связанную с риском для жизни.

– Не боишься? – спросил внутренний голос.

– Не-а, – ответила я беспечно.

Чего мне бояться? Чем я рискую? Жизнью, которую тщательно контролируют мои предки? Да зачем мне такая жизнь!

Я фыркнула. По-моему, этот эпизод я прочитала в дневниках Марка Твена, который долго работал редактором в провинциальной американской газете. Как-то раз к нему в кабинет вошел человек мрачного вида, вынул из-за пазухи пистолет и приказал:

– Кошелек на стол!

– Слава тебе, господи! – воскликнул Твен, проворно вынимая бумажник. – А я испугался, что пришел очередной автор со своими стихами!

Так что у каждого человека свои представления о страшном.

Я развеселилась и несколько секунд просидела за рулем, сотрясаясь от беззвучного смеха. Замечательный был человек, мистер Марк Твен! И писатель великолепный!

Наконец, отсмеявшись, я повернула ключ зажигания. Машина ожила, заурчала, как голодный желудок.

– Куда теперь? – спросила я вслух.

И сама себе ответила:

– На новую радиостанцию.

Я достала мобильник, созвонилась с редакцией и выяснила адрес «Осенней звезды».

Странное название. Как выразился Лешка про Ивана Дердекена? «Романтик недобитый»? Да, судя по всему, Лешка был прав. Непонятно только одно: как мужчина, проживший сорок лет и наживший немалые деньги, сохранил способность быть романтиком?

Необъяснимый феномен этот Дердекен.

– Ничего, – пообещала я вслух. – Разъясним мы этого Дердекена. Еще как разъясним.