Стенли Эллин: Необоснованное сомнение

Семейство богача состояло из двух племянников, сыновей его покойного брата. Звали их Бен и Орвилл. Они представляли, можно так сказать, бедную ветвь семьи. Когда отец и мать умерли, им не осталось ничего, кроме старого, запущенного дома, где они оба и жили.

Бену и Орвиллу было в то время лет по двадцать пять, эдакие красавчики, лица гладкие, с правильными чертами, примерно одного роста и сложения. Если бы захотели, они могли бы легко добиться всеобщего признания, но держались они как-то намеренно замкнуто, не сходясь близко ни с кем. Не то чтобы здесь была подчеркнутая отчужденность, нет – они всегда улыбались, если встретишься с ними на улице, здоровались, – но просто им хватало друг друга и люди им были не нужны. В наше время много говорят о ревности между детьми в семье или о всяких там “комплексах братьев”, но только их это совершенно не касалось.

Оба они работали у дяди в банке, но ни у того, ни у другого душа не лежала к этой работе. И хотя они знали, что после смерти Хози все деньги достанутся им, похоже, это их совершенно не радовало. Вообще-то Хози был из таких, знаете, засушенных жилистых субъектов, которые всех на свете переживут, так что надеяться на скорое получение наследства от него – удовольствие сомнительное, и ясно, что братья ждали его с тех самых пор, когда они впервые узнали, что такое доллар.

А пока их, казалось, целиком занимало нечто глубоко чуждое работе в банке, деньгам и всему, что с этим связано. Хози никогда не мог ни понять, ни одобрить этого, он сам не раз мне говорил. Они хотели сочинять песни, и, насколько я могу судить, у них были к этому несомненные способности. Какое бы событие ни случалось в городе, если требовался концерт или какое-нибудь зрелище, Бен и Орвилл всегда были там со своими песнями, причем каждый раз с новыми. Никто не знал, который из них пишет музыку, а который – слова, и уже само по себе это создавало вокруг братьев ореол таинственности. В городе не прочь были посудачить на эту тему, так что можете легко себе представить размеры и нравы этого местечка, если такие вещи могли быть всеобщим объектом для разговоров.

Тишина и покой кончились в тот день, когда Хози Сноу был найден мертвым в своем огромном доме. Его застрелили из пистолета, пуля попала прямо в лоб, в самую середину. Рано утром меня вытащил из постели телефонный звонок – это был прокурор округа, и он-то первый и сообщил мне, что Бен Сноу ночью застрелил своего дядю, арестован и просит меня приехать в тюрьму прямо сейчас.

Едва одевшись, я бросился туда и был совершенно ошарашен, когда увидел Бена: запертый в камере, он безмятежно читал газету, как будто весьма вероятное путешествие на тот свет с веревкой на шее совершенно его не касалось.

– Бен, – обратился я к нему, – ведь ты не сделал этого, правда?

– Говорят, что сделал, – невозмутимо отозвался он.

Не знаю, что озадачило меня больше – то, что он сказал, или то, как он это сказал.

– Что ты имеешь в виду? – продолжал я настаивать. – Послушай, мой мальчик, расскажи-ка лучше мне все, потому что ты можешь оказаться в большой беде.

– Ну, – начал он, – посреди ночи к нам с Орвиллом ворвались полицейские вместе с окружным прокурором, потому что оказалось, что дядя Хози убит. Болтали, болтали, а потом заявили, что, по их мнению, это сделал я. Ну вот, а когда мне надоело все это занудство, я согласился, ладно, говорю, я это сделал.

– Ты хочешь сказать, – уточнил я, – что у них есть против тебя улики?

Он усмехнулся.

– На суде выяснится, – заявил он. – Все, что вам нужно сделать, это вызвать на суд Орвилла в качестве свидетеля, а больше ни о чем не беспокойтесь. Я сам не собираюсь давать показания, так что перекрестному допросу они меня не подвергнут. Не волнуйтесь, Орвилл все сделает как надо.

Нехорошие подозрения закрались мне в душу, но я отбросил их в сторону.

– Послушай, Бен, – сказал я, – вы с Орвиллом читали какие-нибудь книги о законах или что-нибудь в этом роде?

– Заглядывали, – лениво признал он, – в них полно интересных вещей.

Больше я ничего не смог от него добиться. Еще меньше мне удалось узнать у Орвилла – я тогда сразу отправился в банк и попытался поговорить с ним о его показаниях.

Можете себе представить, в каком я был состоянии, когда наконец наступил день суда. Дело вызвало сильнейший переполох – в городе такого еще не случалось. Зал суда был набит до отказа, а я, находясь, можно сказать, в центре событий, понятия не имел, что же я вообще должен сделать для Бена. Сам он относился ко всему, я бы сказал, с поразительным хладнокровием. Лично мне худо делалось при виде самодовольной физиономии прокурора – ну в точности как кот, насладившийся канарейкой. И я не мог порицать его за это – в конце концов, совершено зверское убийство, полиция разобралась с ним моментально, и теперь он мог преспокойно почивать на лаврах, сидя с готовеньким дельцем в руках.