Эрнест Хорнунг: Старая любовь

У меня в голове всплывало смутное воспоминание о каких-то нимфах, отражавшихся в лесных озерах.

— Конечно! — бодро воскликнул я и добавил что-то вроде «умная женщина».

Раффлс так и взвился при этих словах.

— Умная женщина! — презрительно повторил он. — Да если бы только это, я бы чувствовал себя в безопасности, как за каменной стеной. Умные женщины никогда не могут забыть о своем уме, они носятся с ним, как юные мальчики с первой выпивкой, и это не менее опасно. Она умна только в своем искусстве, но в остальном я даже и женщиной-то ее не назову. Она делает мужскую работу под мужским именем, обладает силой воли, какой и у десятерых мужчин, взятых вместе, не наберется, и я не боюсь признаться тебе, что я боюсь ее больше, чем кого бы то ни было на этой грешной земле. Я однажды уже порвал с ней, — мрачно сказал Раффлс, — но я ее знаю. Если бы меня попросили назвать одного-единственного человека в Лондоне, с кем бы я ни в коем случае не желал столкнуться, я бы назвал только это имя — Жак Сайар.

Никогда раньше не слыхал этого имени! Разве это не было столь же характерно для Раффлса, как и та сдержанность, с которой он рассказывал об их прошлых отношениях и разговоре в гостиной в тот вечер; для него это был вопрос принципиальный, и я его понимал. «Никогда не выдавай женщину, Кролик», — обычно говорил он, и в тот вечер он опять повторил свои слова, но на этот раз явно с тяжелым сердцем, как будто его рыцарские чувства подверглись серьезному испытанию.

— Правильно, — кивнул я, — если тебя самого не выдадут.

— Вот именно, Кролик! Вот именно…

Слова были сказаны, обратно не вернешь. Я добавил последнюю каплю.

— Так она тебе угрожала? Да?

— Я этого не говорил, — холодно отрезал он.

— И муж-то у нее прямо шут гороховый! — продолжал я.

— Как она только за него вышла? Это для меня тайна за семью печатями, — признался Раффлс.

— Обычное дело, — разошелся я, чувствуя себя умным и с удовольствием исполняя эту роль, — южная кровь?

— Испанка.

— Она еще замучает тебя, будет приставать, требуя, чтобы ты сбежал с нею, старина, — сказал я.

Раффлс мерил шагами комнату. При этих словах он на секунду задержался. Так она уже приставала к нему? Удивительно, каким проницательным может быть любой дурак в делах своего друга. Раффлс не издал ни звука и продолжил хождение по комнате, а я перешел к более безопасной теме:

— Так ты отправил ее в Эрлз-Корт?

Тут Раффлс наконец улыбнулся.

— Тебе будет интересно узнать, Кролик, — сказал он, — что я теперь живу совсем в другом районе, где-то на середине пути между Трафальгарской площадью и Британским музеем, и даже Билл Сайкс [1] Жестокий грабитель из романа Ч. Диккенса «Оливер Твист». не дал бы за меня и гроша ломаного. Бог мой, да она наизусть знает весь список моих преступлений, но по сравнению с тем, что я ей наговорил, это детские игрушки. Я опустился на самое дно. Ночую в парках или в воровских притонах. Если я прилично одет, то только потому, что стащил костюм, когда позапрошлой ночью обходил набережную Темзы. Этот сонный квартал, а потом открытое окно ее дома оказались для меня слишком большим искушением — вот почему я стою перед ней. Надо было слышать, как я умолял ее отпустить меня катиться и дальше в предназначенную мне пропасть, я лез из кожи вон, уговаривая ее, и все совершенно искренне, я поклялся, что в самом конце меня ждет полный крах.

— Это ее доконало, — сказал я.

— Другого выхода не было, но зато подействовало. Она меня отпустила, но в последний момент сказала, что не верит, что я такой гнусный тип, каким себя рисую, ну а после была сцена у балкона, которой ты не видел.

Так вот в чем дело! Я не удержался и сказал Раффлсу, что он еще легко отделался, и тут же пожалел об этом.

— Если отделался, — задумчиво протянул Раффлс. — Мы слишком близко живем, и я не могу съехать в одну минуту, когда этот Теобальд так старательно следит за моим здоровьем. Думаю, лучше затаиться и благодарить Бога за то, что на какое-то время я сбил ее со следа.

Мы еще какое-то время пообсуждали это событие, но нашу беседу прервал электрический звонок, мы встретили его гробовой тишиной.

— Доктор? — с надеждой в голосе спросил я, пытаясь подавить страх.

Но позвонили только один раз.

— Ты же знаешь, он стучит, да и время его давно прошло.

— Последняя почта?

Звонок зазвенел снова, да так, как будто не намерен был останавливаться.

— Иди ты, Кролик, — решительно сказал Раффлс. Глаза его сверкали, губы сжались.