Никита Воронов - Огненный лис

— А чего она?

— Вы, сэр, заметно огрубели, общаясь со всякими там рыбами и каракатицами.

— Конечно! — Не стал спорить отходчивый Муля. — Я уже полтора часа под водой.

— С передышками, — уточнил Виктор.

— Да пошли вы все! Не буду я больше нырять. Почему все время я?

— Потому, — рассудительно отозвался из каюты палец, — потому, что, если с этими консервными банками за спиной и с этим намордником я под воду уйду, здешние сомы долго потом своих детишек моими останками прикармливать. А Витек тоже плавает, как топор.

— Понятно? — Вздохнул сочувственно Виктор. — Выходит, кроме тебя больше некому.

— Короче, Муля, ты у нас единственный водолаз.

— Кстати, сколько у тебя в баллонах воздуха осталось?

— Минут на десять.

— Нырнешь ещё разок? — Попросил Виктор. — Пожалуйста! Потом ведь локти себе кусать будем.

— Разок… — смирившийся со своей ролью Муля ещё бормотал что-то недовольно себе под нос, но уже начал готовиться к погружению:

— Все я, да я… а как что — сразу Муля!

Через несколько секунд он уже в очередной раз ушел под воду.

Солнце плавилось на безоблачной небе, медленно испепеляя яхту вместе с командой.

Виктор почернел и перегрелся, однако спастись в тени свернутых парусов пока не имел возможности — рука его нервно сжимала тонкий линь, противоположный конец которого был закреплен под водой, на поясе Папича. В случае опасности, пловец должен был дернуть линь, подавая сигнал.

На какое-то время Виктор погрузился в тяжелую, жаркую дрему. Парочка в каюте тоже притихла.

Внезапно налетевший откуда-то порыв ветра колыхнул яхту, просвистел в снастях и… улегся где-то на морскую гладь — будто не было. Виктор вздрогнул и встрепенулся, ощущение безотчетной тревоги перебрало его душу, словно гитарные струны:

— Восемь минут! — Крикнул он, поглядев на часы. — Восемь минут… кислорода больше в баллонах нет!

— Что? — Палец, выскочивший из каюты в чем мать родила, не стал задавать лишних вопросов и сразу же ухватился за линь. — Тянем?

— Давай! Давай…

Линь шел из воды очень туго и медленно, натягиваясь, как тетива. Создавалось даже впечатление, будто кто-то на дне упирался, цеплялся за валуны и коряги, — не желая подниматься на поверхность.

— А ну, пусти-ка! — Палец, скрипя от натуги зубами, перекинул мокрый линь через спину и по-бурлацки пошел по палубе. Кожа на ладонях у него была уже содрана до крови, и белый капроновый линь почти сразу покрылся красными пятнами.

Упакованная в резину физиономия Мули появилась у борта внезапно. И даже сквозь толстое стекло было видно, какой неописуемый ужас застыл в его глазах. Аквалангист вцепился в яхту, сорвал с лица маску и, как пылесос, с громким свистом втянул в себя воздух:

— Муля, что? Что там? Ну?

— Там… — широко раскрывая рот, попытался объяснить Папич, — там…

— Ну?

— Коряги.

— Эх-х… — огорченно выдохнул Палец и опустился голой задницей на раскаленную палубу. — Черт!

— И больше ничего?

— Нет. Говорил же вам… Не верили! Надо было, чтобы я издох там?

— Ну, не сердись, дружище… не сердись! — Виктор втянул Папича на борт яхты и обнял его за плечи. — Все обошлось. Мы ведь друг другу пропасть не дадим, верно?

— Верно, — подтвердил Палец. — Я когда понял, что ты там, на дне задыхаешься — чуть с ума не сошел. До того тебя жалко стало!

— Пошел ты…

— Ну, как скажешь, — Палец встал и направился вниз, в каюту. Но на полпути обернулся:

— А может, ты? Может, это… давай разочек? Она ничего, возражать не станет.

— Ну, вот еще! — Смутился Муля. — У меня и сил-то нет.

— Давай, давай! — Поддержал инициативу Виктор. — Расслабься с девушкой. А силы она в тебе сама отыщет.

— Да бросьте, — продолжал отнекиваться Папич. — Я, может, ей и неприятен совсем. К тому же, ссорились…

— Вот и помиритесь заодно, — подвел итог Палец, запихивая приятеля в каюту.

Буквально через минуту до сидящих на палубе приятелей донеслось приглушенное Мулино бормотание, девичий смех и скрип койки.

— Не понимаю! — Виктор в очередной раз выложил перед собой рисунки из тетради.

— Где-то здесь, под ногами у нас, спрятано что-то такое… Знать бы, где и что!

— Покойник тоже не знал.

— Да, конечно… Лишь примерно место указал на карте.

— Может, все дело в иконе?

— В иконе… знать бы, что! То, что перстень со змеями ей кто-то пририсовал, так это и убогому понятно — остров обозначен. Остров Змеиный…

— А моря ведь раньше не было.

— Значит, холм…