Валерия Вербинина - Похититель звезд

– Она не болела чахоткой, – пробормотала Амалия. – Ведь он же сказал, что она не болела чахоткой! И был уверен, что это я убила ее! А на самом деле… на самом деле… – Баронесса приподнялась с места. – Кучер! Поворачивай обратно в санаторий!

– Но, Амели… – попробовал было возразить Шарль, – билеты… поезд! Мы не успеем!

– Шарль, милый, – горячо заговорила Амалия, – вы должны мне поверить: мы просто обязаны вернуться! Но какой же хитрец… какой дьявольский хитрец!

– Кто, я? – изумился Шарль, но Амалия только махнула рукой, и шевалье решил до поры до времени не задавать лишних вопросов.

Нередин, который устроился в саду с кошкой на руках, позируя Натали для портрета, видел, как игрушечный экипаж вернулся обратно и из него вышла – нет, выскочила, подобно чертику из табакерки! – баронесса Корф. Он взглянул на художницу – и машинально отметил, что Натали отчего-то нахмурилась.

– Шарль, подождите меня здесь! – велела Амалия. Затем обернулась к слуге Анри, который открыл ворота: – Я вспомнила… я забыла одну вещь… книгу Стерна… И не хотела бы уезжать без нее!

Анри предложил ей свою помощь в поисках книги, но Амалия заверила его, что справится сама, и вошла в дом.

Баронесса шла по полутемным, прохладным коридорам, и сердце гулко стучало у нее в груди. «Яд! Змеиный яд! И ведь как естественно все выглядело… только Севенн выдал его, сказал, что Катрин не болела чахоткой! Зря я думала, что Эстергази хотел убить всех и представить дело так, что мы с Рудольфом… Достаточно было посмотреть на лицо графа: он сам боялся нас, до ужаса боялся! И, конечно, никакого письма у Эстергази не было… Мерзавец, хладнокровный мерзавец! На кого же ты работаешь, черт возьми? На австрийцев? На французов? На англичан?»

Мадам Легран с удивлением поглядела вслед Амалии, которая вошла, не постучавшись, в одну из дверей. Однако мысли сиделки были весьма далеки от тех, которые волновали молодую женщину, и мадам Легран решила, что баронесса Корф просто-напросто забыла договориться с доктором насчет своего возвращения в санаторий. Ведь после того, как Шарля де Вермона не станет, ей все равно придется продолжать лечение.

…Она закрыла дверь и прислонилась к ней всем телом. Не то чтобы она боялась – просто ей было не по себе от одного того, что находится с этим человеком в одной комнате.

– Я все знаю, доктор, – выпалила Амалия. – Катрин Левассер… и всех остальных убили вы.

Он поднял голову. Поражен? Удивлен? Застигнут врасплох? Ни то, ни другое, ни третье.

– Ну и что? – спокойно осведомился доктор Шатогерен.

Амалия сделала шаг вперед. Шатогерен бросил на нее безразличный взгляд и вновь стал просматривать какие-то бумаги.

– Вы украли письмо? – резко спросила она.

– Что за письмо? – Положительно, доктора ничто не могло выбить из колеи.

– То, которое Мари Эвремон написала шевалье де Вермону. То, которое ездило за ним по свету от Африки до Парижа и Лазурного Берега.

– Я.

Он даже не собирался отпираться. Такое поведение невольно настораживало.

– Вы работаете на французов? – задала следующий вопрос Амалия, решив воспользоваться его откровенностью, чтобы расставить все точки над i.

– Я работаю в санатории доктора Гийоме, – последовал тихий ответ, – что вам, сударыня, должно быть прекрасно известно. А кто мои пациенты: французы, русские или англичане, – не имеет ни малейшего значения.

Он сидел за своим столом как за стеной, этот неулыбчивый и уже немолодой брюнет со спокойным лицом и ясными серыми глазами. Но Амалия чувствовала, что, даже если бы стола не было, Шатогерен все равно был отгорожен от нее словно невидимой преградой. Она вспомнила слова Рудольфа о том, как виконт сначала ранил его, а затем равнодушно заштопал, как порванный мешок, и невольно содрогнулась.

– Отдайте мне письмо, – сказала баронесса.

Шатогерен пожал плечами:

– Письма больше нет.

Что ж, возможно, он и впрямь его уничтожил, чтобы не оставлять улик… хотя правильнее всего было бы предположить, что уже давно передал его своим хозяевам. И в таком случае письмо все равно было для Амалии потеряно.

– Чье задание вы выполняли? – задала она еще один вопрос.

– Ничье, – холодно ответил Рене. – Я старался для себя, если вам интересно.

– Для себя? Для себя уничтожили людей, которые были виноваты лишь в том, что видели, как принц Руперт покончил с собой? – Амалия пошла ва-банк. – И вы хотите, чтобы я поверила вам?

Прежде чем ответить, Шатогерен поправил книги, которые неровно лежали на столе.