Михаил Серегин - Воля под наркозом

Вообще-то, по совести говоря, она и Ладыгина в эту квартиру притащила вовсе не из желания сохранить инкогнито и одновременно посмотреть на реакцию доктора на эту двухъярусную берлогу, как она объясняла себе и остальным. Ей доставлял чрезвычайное удовольствие сам факт того, что она соблазнит этого самца в квартире упрямого Колесова, а потом использует его по назначению на вожделенном и ранее недоступном «ложе любви».

С мстительным удовлетворением Катя откупорила очередную бутылку шампанского – третью за этот вечер, сделала изрядный глоток прямо из горлышка, пьяно икнула и сказала вслух, обращаясь к незримому собеседнику:

– И шампанское твое пью, и, между прочим, на сексодроме твоем в удовольствие трахаюсь.

Эта мысль развеселила ее так, что она даже расхохоталась. Но вскоре снова впала в мрачное настроение. Алкоголь ничуть не помогал, а лишь усиливал хандру и злость на себя, Колесова, Ладыгина и обстоятельства.

А доктор ничего, меланхолично подумала Катя, превзошел самые смелые ожидания. Вот только куда же этот стервец делся? Ну не мог он по собственной инициативе улизнуть из тщательно продуманной и расставленной любовной ловушки. И не таких лохов приходилось охмурять и делать послушными овечками. Следовательно, либо вмешался случай, либо… Либо интуиция ее не подвела, и не такой уж этот доктор лох, каким мог показаться с первого взгляда. Со второго, впрочем, тоже.

Вспомнив о Ладыгине, она приуныла еще больше, перебралась из кресла на низенький диванчик и, крепко обняв бутылку с шампанским, за неимением более подходящего объекта, сделала еще одну попытку уснуть, горько вздохнув напоследок.

Павел Мстиславович Ивашевский, или ПМ, как его прозвали сослуживцы, был недоволен. Более того, он был очень недоволен. Уже который день подряд на его бедную подполковничью голову сыпались со всех сторон одни неприятности. То, что голова была не абы как, а целая подполковничья, делало ее крепкой и к ударам судьбы невероятно устойчивой. Однако неприятностей было слишком уж много, поэтому голова хотя и не трещала по швам, если можно так выразиться о данной части тела, но пухла и болела неимоверно.

Черная полоса началась с того, что взяли с поличным и водворили в СИЗО кидалу Веньку Чеха. Венька промышлял преимущественно на валютном черном рынке, дуря и накалывая глупых теток и залетных «купцов». Пока Венька не зарывался, делился с кем надо и в глаза «браткам»-ментам не лез, все шло путем. Но с последним «кидняком» Венька лоханулся на полную катушку, по недосмотру покусившись на прихлебалу крупного авторитета. Прихлебала Веньку запомнил, но отлавливать и устраивать разборки по-своему не стал, а пожаловался «папе», представив дело так, что Чех кинул не столько его, сколько всю гоп-компанию, ловко «хлопнув» прихлебалу на общаковские деньги.

Авторитет, будучи из «новых», законов воровских не знал, а если и знал, то не признавал, потому всерьез разозлился и признал Чеха неправым по всем статьям. Чех, прознав о том, что авторитет «выписал» «зелень» вернуть, да еще с процентами, предложил устроить разбор по всем правилам. Разбор ему устроили немедленно, отделав так, что Чех провалялся час без сознания в кустах, а когда очухался, едва дотащился до приятеля, жившего неподалеку. Там, разглядывая в зеркало ванной свою разукрашенную физиономию, Венька принял решение деньги авторитету вернуть вместе с указанными процентами. Что и сделал, умудрившись при передаче суммы «отломить» от нее ровно половину.

После чего авторитет рассердился не на шутку, но предъявлять Веньке больше не стал, а попросту сдал его ментам, устроив грамотную «подставу».

Все эти перипетии блатной жизни были бы Павлу Мстиславовичу до лампочки. Если бы приятель Веньки Чеха не являлся одним из лучших информаторов Ивашевского. Теперь же приятель наотрез отказывался работать, требуя в обмен на важную информацию немедленного отпущения дружка-кидалы на волю и без дальнейших преследований.

Из-за этого треклятого Чеха ПМ ходил постоянно на взводе, а злость свою, как водится, срывал на домашних. Жена ПМ, признав тиранию в свой адрес несправедливо чрезмерной, собрала вещи и переселилась на время – «пока уму-разуму не наберешься» – к свекрови. Последнее обстоятельство было самым возмутительным. ПМ никак не мог смириться с тем, что его ненаглядная женушка и его же родная мать спелись и устроили бунт, да еще в такое неподходящее время.