Теперь она замерла, мягко распластавшись подо мной и полностью отдавшись моим уверенным и властным движениям, и только каждый раз со стоном выдыхала, когда я снова и снова пронзал ее своим тупым и горячим копьем. Я почувствовал, что момент водружения моего флага на воротах ее побежденной крепости близок, и ускорил движения. Она стала отвечать мне встречными толчками, я ускорился еще и наконец почувствовал, как по всему моему телу зарождаются огненные точки и жгучими пунктирами устремляются в поясницу. Их потоки становились все многочисленнее и резвее, потом они начали опоясывать меня, приближаясь туда, где бушевало горячее, тесное и мокрое движение, и наконец я почувствовал, как пульсирующий жидкий огонь устремился вперед по стволу моей перегревшейся пушки и выплеснулся в жадную сосущую темноту.
Я замер, пронзив тело раскинувшейся передо мной женщины, и только чувствовал, как неподвластная мне сила раз за разом выталкивает из меня горячие фонтаны. Галя жадно принимала их, они становились все реже и слабее, и вот, наконец, я был опустошен полностью. Закрыв глаза, я стоял, откинув голову, и хрипло дышал. Мой успокоившийся инструмент стал уменьшаться, худеть, становиться все более мягким и наконец выскользнул из нее, как мокрое мыло из кулака.
Мы молчали, постепенно успокаиваясь и дыша все реже и тише, и тут я услышал какой-то странный звук.
Это были тихие шаги, удалявшиеся от моей двери.
* * *
Я сидел за своим столом и, глядя на дверь, пил кофе.
Галя ушла уже полчаса назад, но беспокойство, которое тогда вызвали во мне тихие шаги за дверью, не ослабевало. Наоборот, оно становилось все сильнее, и я, нахмурившись, думал о том, кто бы это мог тайком шастать по кораблю и подслушивать под дверями. А в том, что этот кто-то именно подслушивал, сомнений не было. Во всяком случае ничего другого мне в голову не приходило.
А дальше, если следовать логике, выходило, что мои азартные кувыркания с похотливой Галей уже не являлись тайной. Баба на борту была всего одна, доктор — тоже, так что, сложив два и два, неизвестный шпион легко получал надежную четверку. И получалась отличная картинка — корабельный врач, не теряя зря времени, ловко напялил капитанскую пассию.
Это, по сути дела, было вопиющим нарушением корабельной этики. Галя была собственностью капитана, и мои действия можно было сравнить с наглым проникновением в гарем падишаха. Понятное дело, здесь не средневековая Персия, и отрубать мне голову или сажать на кол никто не будет. Но все равно ситуация получалась неприятная.
С другой стороны — мореманом я становиться не собирался, моя флотская карьера должна была закончиться примерно через неделю, и по большому счету мне было начхать на это все. Однако, кем бы ни был этот таинственный коридорный шныряла, информация о случившемся могла дойти до капитана и тогда… А что, собственно, тогда?
Я вдруг разозлился сам на себя за эти дурацкие переживания.
Если капитан не может уследить за шлюхой, которую он взял в рейс, чтобы она его ублажала, — это его проблемы. Я не посягал на его семейный очаг, не рушил его жизнь, и вообще — пошел он куда подальше. Пусть сам разбирается со своими бабами. И все тут.
Я встал из-за стола, собираясь прогуляться в рубку, где по вечерам старые морские волки обычно травили байки, но в коридоре послышались уверенные шаги, и я, почувствовав, что это по мою душу, не стал подходить к двери и открывать ее.
Раздался стук, я ответил — «войдите», и в амбулаторию вошел капитан. На его щеке была видна свежая царапина, а выражение лица было совсем не таким уверенным и спокойным, как всегда.
Я сразу все понял, но решил играть до конца и, изобразив веселое изумление, спросил:
— Вы что, Сергей Александрович, решили побриться тупым кухонным ножом?
И с готовностью распахнул стеклянный шкафчик, на полке которого можно было увидеть йод, зеленку, вату, бинты и прочие подходящие к случаю предметы. Но мастер шагнул ко мне и, схватив за плечо, развернул к себе лицом.
Изображая удивление, я поднял бровь и спросил:
— В чем дело, Сергей Александрович? Что вы себе позволяете?
— Кончай строить из себя целку, ты сам знаешь, в чем дело, — сказал он зло, и на его скулах вздрогнули желваки.
Ах, вот оно как…
На корабле среди офицеров принято называть друг друга по имени и отчеству, и даже те, кто проплавал вместе двадцать лет, стараются придерживаться этого неписаного правила. А раз он заговорил со мной так, то, значит, и я ему отвечу тем же.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу