Б. Седов - Король Треф

— Жарко, Евгений Викторович, — сказала она негромко и посмотрела мне в глаза.

— Да, пожалуй, — согласился я и осторожно провел пальцем по ее шее с левой стороны.

Она наклонила голову набок, слегка прижав мою руку, затем игриво взглянула на меня и сказала:

— Что-то я с вами тут задержалась! Мне надо идти дела делать, я ведь на работе все-таки.

Я придал лицу преувеличенно серьезное выражение и, склонив голову, сказал:

— Прошу прощения, сударыня. Не смею задерживать.

Она засмеялась и вдруг на секунду прижалась ко мне всем телом. Затем, оттолкнув меня, она повернулась ко мне спиной, при этом как бы невзначай скользнув рукой по моим брюкам спереди, и скрылась за надстройкой.

Я почесал в голове, подняв брови, и пошел на корму посмотреть на кильватерный след и переварить эти неожиданные, но, судя по всему, весьма приятные новости.

На корме с правого борта дул приятный ветерок, в небе висело ослепительное солнце, и температура была не меньше тридцати. Прислонившись к фальшборту, я уставился на уходившую за горизонт светлую полосу потревоженной воды, которая оставалась за кормой, и стал думать о том, что мне предстоит сделать в первую очередь, когда я окажусь на немецкой земле.

Когда я распределял свои камушки по разным европейским банкам, то из немецких меня больше всех привлек «Дойче Банк», который, судя по рекламе, был крупнейшим банковским концерном Германии. А значит — самым надежным и имеющим отделения во всех городах неметчины.

И там, в абонентской ячейке, под надежной охраной вооруженных полицаев и современной электроники стояла небольшая металлическая коробочка, в которой находилась примерно пятая часть того, что я вывез из Эр-Рияда. То есть на сумму около двадцати миллионов баксов. Нехило. Странное дело, но, имея такие деньги, я совершенно не ощущал их тяжести. Наверное, потому, что они достались мне на халяву. Это если можно считать халявой смертельную нервотрепку в течение нескольких лет, гору трупов, море крови и смерть любимой женщины.

А теперь к этому прибавилась еще и толпа желающих снять с меня шкуру и сделать из нее бубен.

Что я буду делать дальше, я еще не решил.

Но то, что мне необходимо организовать себе надежные документы и по возможности сильно изменить внешность, — было совершенно очевидным. Иначе эта гонка будет продолжаться до бесконечности. Ну, не до бесконечности, конечно. В конце концов, как говорил Ходжа Насреддин, или ишак сдохнет, или эмир, или он сам. То есть в данном случае — я, Знахарь. А мне хотелось бы тихо скончаться в возрасте ста двадцати лет, сидя в плетеном кресле под пальмой на берегу синего океана, и чтобы вокруг меня были молодые красотки, ласкающие меня нежными пальчиками, и чтобы я сам уже точно знал, что на этом свете мне больше делать нечего и незачем. Правда, как только я крякну, эти красотки тут же разбегутся и бросятся в объятия молодых мускулистых ребят, но мне это дело будет уже до лампочки. Так что пусть себе разбегаются.

Я вздохнул и повернулся к океану спиной.

И тут же увидел интересную картину. На крыше капитанского мостика, на самой верхней плоскости корабля, стояла голая женщина. Причем, кроме меня, ее не мог видеть никто. Это я сразу же понял. Выше этого места на корабле, кроме мачты, ничего не было, а расположение надстроек было таким, что подсмотреть было неоткуда. Разве что оттуда, где в этот момент стоял я.

Этой женщиной могла быть только Галя. И она точно знала, что я ее вижу. О таких вещах женщины всегда знают точно. Она сделала несколько гибких движений и, присев на корточки, стала расстилать какую-то тряпку. Понятно, подумал я, загорать отправилась. До нее было далековато, но я смог разглядеть, что ее тело было чисто выбрито везде.

Так, значит, капитан тоже соображает, что мохнатость не красит женщину. Молодец. А Галя тем временем расправила свою подстилку и, прежде чем улечься на нее, повернулась в мою сторону и помахала рукой. Я ответил ей тем же, и она улеглась, скрывшись из виду. Вот теперь ее точно никто не мог увидеть. Но она успела показать мне себя и тем самым как бы сказать мне — видишь, какая я гладкая, посмотри на меня, возжелай и знай, что я тебя тоже хочу. Между нами произошла бессловесная договоренность, и теперь оставалось только выбрать подходящее время и место.

Воодушевленный всем этим, я расправил плечи и решил сходить в рубку, посмотреть, как там рулят. А еще, когда я буду торчать у лобового стекла рубки, я буду знать, что в метре надо мной лежит голая женщина, которая думает о том, как бы залезть ко мне в штаны. И, похоже, залезание в штаны к мужикам интересовало ее больше всего в жизни.