Борис Седов - Пуля для певца

Роман, так и не уснувший в эту ночь, лежал на спине и неподвижным взглядом смотрел в грязный потолок. Не спали и другие обитатели камеры. После того как четверо вертухаев, проклиная Лысого, который испортил им спокойную ночь, вынесли из камеры труп, братки некоторое время вспоминали в темноте положительные стороны усопшего, но, поскольку их по понятным причинам было не так уж и много, то разговор быстро закончился и наступила тишина. Однако никто не спал, и когда в камере зажгли свет, Роман увидел, что все остальные лежат, как и он сам, на спине и сверлят глазами потолок.

Мысли у Романа были самые что ни на есть мрачные.

Стоило ему обрести какую-никакую надежду после того, как Лысый пообещал посодействовать ему в судьбе Арбуза, как все рухнуло. Смерть Лысого была последней каплей, и Роман пал духом.

Все.

Арбуз теперь пропадет ни за что, а сам Роман…

Что будет с ним, одному богу известно, но, наверное, мало не покажется.

Вряд ли те люди, которые организовали ему арест и пресс-хату, отступятся от своих намерений. Если это «Воля народа», а кроме нее, некому, то Роману крышка. Эти ребята просто так с него не слезут. Слишком много крови попортил им Роман. А если посчитать деньги, которые из-за него потеряла эта подпольная организация, то Роман в их глазах заслуживает четвертования, повешения, посажения на кол и гильотины. А до этого — весь остальной средневековый наборчик — иголки под ногти, пытка огнем, сдирание кожи со спины и прочие радости.

Роман представил, как мрачные чиновники говорят между собой: ну, раз с пресс-хатой ничего не вышло, придется его отпустить. От такой глупости Роману стало смешно, и он истерически захихикал.

— Ты чо? — испуганно спросил один из братков.

— Да так, — Роман усилием воли подавил дурацкий смех, — это у меня просто слегка крыша поехала. Если начну по стенкам прыгать, вяжите меня крепко, только вертухаев не вызывайте.

— А чо, с тобой такое бывает? — обеспокоенно поинтересовался браток.

— Пока не было, — ответил Роман, — но тут, понимаешь, такое дело… Получается, что Лысый мог мне помочь, а теперь — сам видишь. Лысый на небесах, а я в «Крестах». И никто не узнает, где могилка моя. А кроме того, пропадет один хороший человек.

— Ну, тут уж как выйдет, — философски произнес браток, — а ты все-таки это, поспокойнее, не бесись.

— Ладно, попробую, — ответил Роман и закрыл глаза.

И тут же, к своему удивлению, почувствовал, что засыпает.

Разбудил Романа ставший уже знакомым лязг ключа в двери.

Открыв глаза, он потянулся и, повернувшись на бок, увидел в дверях все того же Тарасыча и двух стоявших за его спиной молодых вертухаев.

— Пошли, певец. С вещами, — сказал Тарасыч.

— А у меня и вещей-то нет, — ответил Роман, поднимаясь с койки.

— Тогда без вещей, — сказал Тарасыч.

Потянувшись, Роман встряхнулся и спросил:

— Ну и куда на этот раз?

— Увидишь, — усмехнулся Тарасыч. — Попрощайся с братками.

— А что, уже расстрельная команда прибыла? — поинтересовался Роман, закурив сигарету из чьей-то пачки, лежавшей на столе. — Последний парад наступает?

— Парад ему… — проворчал Тарасыч. — Кончай болтать, пошли.

Вертухаи за его спиной нетерпеливо переступили с ноги на ногу, и Роман, вздохнув, сказал:

— Покедова, братки! Если не вернусь, считайте меня…

— Хорош языком чесать, — сказал Тарасыч и потянул Романа за рукав.

Выйдя в коридор, Роман заложил руки за спину и зашагал в указанном направлении. Через несколько минут, пройдя через множество решетчатых дверей в сопровождении трех вертухаев, которые подсказывали, куда свернуть, он оказался во дворе, затем в проходной и наконец, к своему великому удивлению, на Арсенальной набережной.

Ярко светило солнце, по Неве проплывал белый пароходик, с которого доносилась праздничная музыка, а напротив «Крестов», опершись локтем на гранитный парапет, в позе скучающего щеголя стоял толстый и наглый Лев Самуилович Шапиро.

Лёва Шапиро, вечный директор Романа Меньшикова.

Переход от вонючей и темной камеры к ясному солнечному дню был настолько неожиданным, что Роман перестал понимать, что происходит.

Только что, то есть два дня назад, его приволокли в «Кресты» и без всяких объяснений и бюрократических проволочек засадили в камеру. Просто с улицы — и сразу в камеру. Потом прессхата, далее — неожиданная смерть Лысого, и раз!

Пинком под зад — и на улицу.

Его просто выставили из «Крестов», как напившегося алкаша из пивбара.