Елизавета Михайличенко - Неформат

Я зачем-то поплелся обратно на Старый Арбат и сел употреблять яд в заведении по имени «Гоголь». Интерьер совпал с моим настроением — свежеструганно-чернильный, стилизация под трактир девятнадцатого века. Простые лавки, грубые столы, псевдопростое меню. Я заказал «треску по-советски» и «телятину с чесноком». Но когда телятины не оказалось, согласился на свиную отбивную. Пока ее жарили, выжрал графинчик водки. И мысль о Светике стала казаться менее абсурдной. В конце-концов, она тут своя, местная шизофреничка. А я, между прочим, ее младший коллега-детектив, меня надо спасать. Более того, ведь используя мой паспорт, мы подставляем нашего дорогого шефа. А наш шеф Фима — он высшее существо и должен быть вне подозрений. И для этого надо сделать все возможное и невозможное. Ну елы-палы, ну в таком криминализированном обществе, как постсоветское, что, нельзя какой-то вшивый паспорт фальшивый нарисовать, если очень надо? Да, по-любому выходило, что в конце тоннеля опять оказывалась Светик… Но друзей, друзей я все-таки подставил!

Зачем-то я пересел на другой стул, так чтобы пристроившийся за спиной через два столика филер попал в сектор обзора. Он метнул в меня неприязненный взгляд. Я показал ему средний палец и беззвучно произнес: «Чи-и-и-из». А может, и не Санька его послал. Как-то он непрофессионально работает. Если Умница сдал меня Науму, то… Впрочем, почему Наум должен нанимать непрофессионалов? Не-е, на мне Наум экономить не будет. Филер, пожалуй, подстать Светику, только зачем Светику за мной следить? Разве что по поручению Умницы, если он меня еще не сдал, но не хочет лишаться такой опции. Это вполне в его духе. У Умницы лисья психология — он всегда стремится нарыть побольше ходов из норы. Тем более, у меня его документы. Но тогда где наружное наблюдение от Саньки? Оно должно быть. А я уже должен был бы его заметить. Я окончательно запутался и решил все-таки допросить филера с пристрастием. Но тут он позвонил куда-то, встал и быстро ушел. Значит, от ресторана меня поведет кто-то другой.

А все-таки странно, что и Светик, и Санька хотят от меня одного и того же. Или не странно? С одной стороны — не стоит доверять совпадениям. С другой — такое ли это совпадение. Не так уж много в Москве разыскиваемых израильтян. Эфраим Плоткин, да я, Боря Бренер, он же Ефим Зельцер, он же Мутант. Выходит вполне даже натурально, что когда появляется израильский мент, все желают подключить его к поискам нашкодившего израильтянина…

Я отрезал кусочек отбивной. Ну да, нашкодивший израильтянин. Что еще делать израильтянину за границей, как не грешить и шкодить. Жрать свинину и сифуд, играть на рулетке, путаться с девицами, и запутываться с девицами, и жениться на них где-нибудь на Кипре… Я поперхнулся куском свинины. Неприятно сознавать, что начал тупеть. Я должен был понять это сразу. Мало мне номера джипа на Ривкином запястье, продолжаю тормозить. Я достал из кармана Санькину «оперативку» и убедился, что женитьба Плоткина и поездка на Кипр совпали не только годом, но и по дате. И следовательно, не имея возможности зарегистрировать брак в Израиле с нееврейкой Барбарой Медведев, а попросту с Варварой Медведевой, Эфраим Плоткин пошел по стандартному пути всех жертв израильского недоделанного законодательства, а вернее не пошел, а полетел и приземлился на Кипре, где молодые израильские пары регистрируют светский брак. Теоретически можно предположить, что уже после Кипра Барбара прошла гиюр и религиозную свадьбу, но это вряд ли. Во-первых, у Вари осталось прежнее нееврейское имя. Во-вторых, имена детей — явно не библейские. Место жительства, место работы, образ жизни мужа — все это не вяжется с религиозным укладом. А следовательно, светской израильтянке Барбаре Плоткин на фиг не нужен религиозный гет от сбежавшего мужа и никакая она не агуна. Значит, рассказывая мне эту байку про агуну, Светик вешала мне на уши лапшу. Или сама, или, что вероятнее, ей эту же лапшу повесил Умница. Или самому Умнице повесили лапшу, чтобы подключить его агентство к поиску «Плоткинских миллионов». М-да… И как-то совсем паршиво, что все это пересеклось на мне. Пересеклось, как прожектора в нейтральных водах на беженце. Да я и есть беженец. Зазвонил Санькин мобильник.

— Боря, ты где? — спросил Санька каким-то шершавым голосом. — Все еще в «Гоголе»?

— Ну, да, — хмыкнул я не без некоторого облегчения, все-таки бесхозность филера меня напрягала. — Подгребешь?

— Никуда не выходи! — приказал Санька и отключился.