Елена Арсеньева - Любимая девушка знахаря

– А ты откуда узнал, что я писательница Дмитриева? – насторожилась Алёна. – Феич проболтался, что ли?

– Феич – вроде моего отца, не зря же они двоюродные братья, – усмехнулся Понтий. – Нет, я тебя узнал. Года два назад был на твоей встрече с читателями в «Дирижабле». Помнишь, была такая встреча?

– Помню. У меня ощущение, что весь город на ней был! – угрюмо ответила Алёна, вспоминая, сколько самого разного народу в самое разное время упомянули при ней о той встрече и сколькими самыми разными приключениями расцветилась из-за этого ее биография [27].

– Я не только в «Дирижабле», но и в Ленинке, и в университете. И вообще, где какая встреча с тобой, я тут как тут. Только ты ведь очень редко соглашаешься выступать...

– Скромна не по годам, – буркнула Алёна. – Знаешь такую народную мудрость: кто умеет писать, тот говорить не мастер. А чего ты на встречи таскаешься, как нанятый? Только не говори, что мои детективы нравятся.

– Ладно, если ты так просишь, не скажу, – покладисто кивнул Понтий. – Но они мне в самом деле нравятся. И фантастика нравилась... Я, можно сказать, вырос на твоей фантастике! Еще совсем мальчишка был...

Темнота и опасности имеют то несомненное преимущество, что заставляют людей забыть о том, сколько лет их разделяет. Фантастику Алёна Дмитриева писала лет этак... в общем давно.

Настроение испортилось. Снова захотелось вытащить из-за пояса «беретту»...

– А еще, – сказал в то мгновение Понтий, и по его голосу Алёна поняла, что он улыбается, – моей любимой книжкой была одна такая... беленькая... со смешным названием – «Как мужик ведьму подкараулил».

Тимка покачнулся, завалился на стену сруба и сполз на землю.

Маруся дико вскрикнула – так, что чуть гортань не порвала криком, – но Митюха на нее даже не оглянулся. Бросился в избу, перескочив через неподвижного Тимку.

Девушка наконец-то нашла в себе силы пошевелиться, метнулась вперед, не понимая, что ее держит, рванулась. И только потом поняла, что все еще зацеплена за сук. Потянула платье, порвав его. Бросилась к Тимке – кровь пузырилась в его простреленной груди.

Маруся зашлась в рыданиях... Оглянулась – Тимкина рубаха, та, на которой рассматривали самородки, все еще валялась на земле. Маруся подняла ее, скомкала, прижала к ране.

– Да брось, – послышался равнодушный голос Митюхи. – Мертв твой Тимка. Вассиана цепкой придушил, а сам сдох от моей пули.

Маруся обратила к нему заплаканные глаза, проморгалась и разглядела, что Митюха держит в одной руке знакомый мешочек, а в другой – ее солдатскую одежду и сапоги, все, в чем она сюда пришла.

– Одевайся. – Он кинул ей штаны и гимнастерку. – Одевайся, и пошли отсюда, а я пока припас соберу. Теперь нам тут делать нечего, теперь мы богатые... – И с усмешкой передразнил Тимку: – «Я – жених с достатком, ты – невеста с приданым...» Слышь, невеста с приданым, замуж за меня пойдешь? Чтоб все по-хорошему, а не просто так на нарах поваляться. В сельсовете распишемся или в городе, а захочешь, так и обвенчаемся по-старому.

Маруся тихо заплакала, поглядев в лицо неминучей судьбе.

– Ладно, – ухмыльнулся Митюха. – Такое твое девичье дело – плакать. Только сейчас недосуг, потерпи пока, потом уж... Переодевайся, говорю.

Маруся торопливо влезла в штаны и гимнастерку, навертела портянки, натянула сапоги, сандалии привычно связала и повесила на плечо. Митюха подошел к ней с вещевым мешком:

– Тут крупа осталась да мука, с собой возьмем. Припас бросать грех, а патроны я по карманам рассовал.

Огляделся, подхватил с земли тетрадку Вассиана. Ветерок ворошил ее страницы, но Митюха заботливо замкнул застежку и, отряхнув с тетрадки землю, вновь обернул ее той же клеенкой, в которую она была завернута прежде.

– Надо прихватить, – буркнул. И сунул тетрадку в мешок с припасами. – Я до смерти сказки люблю, а коли и впрямь истории Софрона тут записаны, то они, знаешь ли, почище всяких сказок будут.

И подтолкнул Марусю к тропе, прикрикнув, когда она попыталась обернуться к срубу:

– Все, пошли, не наше дело.

– А если похоронить их? – заикнулась было Маруся, но Митюха равнодушно отмахнулся:

– Пустое. Было все да ушло, быльем поросло. Забудь!

Сунул руку в мешочек с самородками, пошарил там, вынул перстень со светлым камнем:

– На-ка вот, невеста. Чтоб знала: мое слово твердое!

Маруся, словно на чужой палец, не понимая, что делает и зачем, надела перстень.