Галина Щербакова - Скелет в шкафу

– А думаете, знаю? Не давалась она мне в понимание… Ускользала…

– Мама была исключительно справедливая, – твердо заявила Лиля. – Она говорила: «За все плохое надо отвечать и платить полной мерой».

– Но не убивать же!

– Она и не убивала. С чего вы взяли? Ольгу убил дядя Федор. Знаете, сколько у нее мужиков было после него? А Федор это понять не мог, потому что был весь такой правильный, что аж противно… А Светка и этот (снова уходила в местоимение, оставляя от Красицкого только сапоги для грязи) умерли от сердца. Мама им сказала всю правду. От правды вполне можно умереть. Скажи мне, что у моего Шамиля что-нибудь неизлечимое, я тут же окочурюсь.

Кто-то ему говорил недавно, что надо жить, не зная правды. Что ложь как бы экологичнее… Он не помнит, кто… Не помнит… Но тогда он даже задумался, а нет ли в этом хотя бы элементов здравости, сейчас же его охватило чувство омерзения. Оказывается, еще немножко, еще чуть-чуть, и выведут правду за дверь как провинившуюся на службе девку-чернавку. Господи, что же с нами делается?

– Вы знаете, что там было в доме, кроме, так сказать, официальной части?

– Ну, что… – спокойно ответила Лиля. – Мама пошла к нему поговорить… Я же тогда, считайте, бомжевала… Сначала жила в доме без крыши, потом в сторожке стадиона. Барак возражал, чтобы я у них жила. Ребенок, мол, кавказской национальности… Потянутся другие. Мы и мыкались. Потом мама сказала: «Пойдем». Мне велела ждать во дворе, а позже должна была меня позвать. Вот я сижу и сижу, сижу и сижу. Замерзла… А у них там крик стоит… Я на ваш дом смотрю, боюсь, что вы проснетесь. Но вы крепко спали… А тут – на тебе! – приходит дядя Федор. И рванулся к ним, потому что он маму боялся… Она знала про Ольгу.

– Не убивал он Ольгу, – сказал Юрай.

– Убивал, убивал, – торопливо опровергла Лиля. – Кроме него, некому…

– Ну хорошо, дальше…

– Он туда вошел… А потом они оба с мамой вышли, и Федор сказал: «Уходи домой, уходи немедленно». А я так замерзла, что обрадовалась… Мама говорит: «Ладно, иди отсюда». Я и ушла. Он всегда был чудной, этот дядя Федор… Я даже не понимаю, как у него хватило духу на Ольгу.

– Он ничего ей не сделал, – повторил Юрай.

– А кто же тогда? Больше некому.

«Вот я и споткнулся, – подумал Юрай, – на правде-истине… Каково это сказать дочери про собственную мать? Нет, не скажу…»

– А потом дядя Федор попросил никому не говорить, что он там был. А маму, сказал, похорони хорошо. И прости ее.

– Ты никому ничего про Федора не сказала?

– А зачем? Он меня жалел с самого детства.

– Как ты думаешь, что было потом, когда ты уехала, а они остались?

– Кто кого? Вас это интересует? Наверное, этот подсыпал что-то в кофе, когда мама выходила меня прогонять. А может, и мама… Мог и дядя Федор. Он же остался живой… Но я на него не скажу. Нет смысла. Он меня к себе жить звал… Нечего, говорит, тебе тут оставаться… Пусть твой мальчишка с моими растет, да и ты еще не старуха… Сложишь жизнь.

– Зачем же вы мне все рассказываете? Я вот сейчас пойду в милицию… Изложу текст…

Лиля весело засмеялась:

– Не пойдете. Я скажу, что вас в глаза не видела. Что вы псих. Вас же били? Били. И у вас после этого глюки. Мне об этом говорила мама, что вашим словам верить нельзя. Что у вас в голове все перемешано. Она же вас от этого колола. Или вы не знаете, от чего лечились?

– Пожалуй, ну пойду, – сказал Юрай. – А с Федором у вас есть связь?

– Вот этого не скажу. Зачем вам? Он хороший. А если вдруг тут что начнется, так я точно к нему поеду. Не в Америку же… Туда меня не звали. Когда американец объявился, узнал про меня, сказал, живи пока на даче… Слышите, пока … Конечно, я не мама. Не могу добиваться справедливости до конца… Она умела. Она была как камень. Да вы ведь ее знали…

– Знал, – ответил Юрай. – Зачем вы носите дорогой перстень каждый день?..

– Дорогой? – засмеялась Лиля. – Стекляшка.

Но руки спрятала. Ну что, сказать ей, как он видел ее на фоне куста сирени однажды ночью?

Опять же… Фокусы явления правды: кому она нужна в этом конкретном случае?

Вышли из дома вместе.

– Газ мы перекрыли, – подумала вслух Лиля. – Приедете на следующий год?

– Это же не наша дача, – сказал Юрай. – Мой приятель в отъезде и дал нам ее поносить.

– А кто он?

– Адвокат, – ответил Юрай. – Весьма именитый.

Лиля повернула к нему заинтересованное лицо.

– Это самое то! – воскликнула она. – Может, еще придется пободаться!

Он уходил, а она смотрела ему вслед. Юрай чувствовал ее взгляд, его когда-то солнечную, а теперь болотную глубину, в которую она втягивает мир, его улицу, и они канут в этой глубине без всякой надежды на спасение.