Галина Щербакова - Скелет в шкафу

Он уходил, а Юрай понимал, что слов задержать и остановить Кравцова у него нет.

Юрай уехал к маме и там только обнаружил, как недоспал за последнее время. Он ложился ранним вечером и вставал поздним утром. И спал днем, укрытый старенькой маминой шубкой. Снов не было. Таких, чтобы помнить… Дачная история не то что забывалась, она как бы уплыла в другие пространства. Там во всей своей совокупности она существовала нетленно, но душу не саднила и к ковырянию в себе не звала. Юрай замирал над этим свойством некоторых обстоятельств и фактов храниться в вечном образе, не распыляясь на атомы. Откуда-то со стороны приходила маленькая изящная мыслишка, что все дело в нем, в Юрае. Что история как бы ждет его. Что он ее держит на невидимом поводке. В его силах перекусить поводок, но он все спит и спит, спит и спит. Ему как бы некогда.

Вернулся он через три недели. Однажды встал рано и понял, что хочет в Москву, хочет на работу, что остро думается о Нелке, что в ноздрях возник запах ее кожи, волос, что ночью он ищет ее горячее тело. Одним словом…

– Кажется, мама, я ожил…

В Москве было сыро, слякотно, начался грипп, и выяснилось, что на даче осталась забытая толстая шерстяная Нелкина кофта, которую она поддевала в такую погоду под осеннее пальто. Собирались тогда быстро, нервно, за дверь в кухне не заглянули. Там, на крючке, должна была висеть, сердечная.

– Да будь она неладна, – в сердцах воскликнула Нелка. И Юрай почувствовал, как дрейфующая на тонкой леске его памяти «драма на даче» тихонько, исподволь возвращается в пространство их жизни. И испуганное Нелкино сердце трепыхнулось первым.

– Я быстро обернусь, – пообещал Юрай. – Туда и обратно. Тем более, что и Леон ведь просил поглядывать. Вот я и погляжу…

– Ну, хорошо, – обреченно согласилась Нелка. – Раз ты решил…

Подходя к даче, Юрай увидел, что над домом Красицкого вовсю цветет дым. Место казалось обжитым и даже как бы теплым. Но дверь была закрыта, во дворе никого не было. Юрай пошел к своему крыльцу, открыл замок, вошел в промозглые комнаты и снял с крючка кофту. Больше делать здесь было нечего. Он подошел к окну, потому что прошлое вернулось и расположилось в нем. Вспомнилось, как приходила Тася и делала ему аккуратные уколы, а однажды они ей подарили перчатки.

И этот ее королевский жест примерки… Он тогда думал, откуда?.. «От верблюда, – вздохнул Юрай. – Она была артистична, красива, молода… А ее растоптали и бросили».

А однажды он стоял вот здесь, у окна… У другого же окна стояла и смотрела на него красивая женщина, которая умерла через несколько часов.

И как вызов – времени ли? ему? – или как напоминание – опять же ему или кому еще? – там, за тем окном, колыхнулась занавеска, и в окне появилась женщина. Нет, он не мог сквозь грязное осеннее стекло разобраться, хороша она или дурна, молода ли, стара, он зачем-то сделал ей знак рукой: выйдите, мол. Она шла через двор Красицкого, через дырку в заборе, потом через двор Леона, потом она терла о старую тряпку большие резиновые сапоги, которые носил в большую грязь Красицкий.

– Здравствуйте, Лиля! – сказал Юрай.

– Какая у вас холодрыга! – поежилась она. – Зажгите хотя бы газ… Он не отключен. – И тут же сама это сделала: повернула ключ на трубе, открыла конфорки, подождала, когда из них с шипением выйдет воздух, от одной спички зажгла все три… Изумруд в перстне отдавал от огня то красным, то желтым, то черным цветом, а Юрай думал, зачем же она носит его каждый день. И это ощущение ее идиотизма сработало ликвидатором всей той летней драмы и его мучительного к ней интереса. О чем говорить, господа хорошие, с женщиной, которая носит такой перстень на изгвозданном, неухоженном, с грязными ногтями пальце?

– Я приехал за кофтой жены, – сказал Юрай, – она хоть и старенькая, но мохеровая, хорошо греет в такую погоду.

– А я тут живу, – сообщила Лиля. – Не удивляетесь?

– Пожалуй, нет. – Юрай смотрел, как уныло висят у нее волосы, совсем как у матери. – Я же был сосед, поэтому как бы в курсе…

– Мама мне говорила…

– Что говорила?

– Что вы сосед… Что она вам уколы делала. Вы не думайте, что я тут без прав… Его сын (она как-то незаметно подчеркнула неназываемость фамилии Красицкого, сказала «его»), когда приезжал, сказал, что дачу он пока оставляет мне. Деньги, квартиру в городе, машину – это нет. А дачу пока отдал – от щедрот.

– Ваша мама была бы довольна, – печально сказал Юрай.

– Да вы что?! – закричала Лиля. – Она бы удавила его за такую дележку. Что, вы маму не знаете?