Харлан Кобен - Вне игры

Проба прищурилась. Она казалась испуганной и заинтригованной одновременно.

– Вероятно, – признала она.

– И, несмотря на это, вы отказываетесь спать со мной. Как хотите, дорогая, но это лицемерие.

– Почему? Я свободная женщина. Выбор за мной.

– Ну да, конечно. Но почему вы выбираете только «Драконов» и «Гигантов»? – Когда она замедлила с ответом, он улыбнулся и поднял палец. – Хотя бы на один вопрос вы можете ответить мне честно?

– Вы так много про меня знаете. Ответьте сами.

– Ладно. Итак, вы изобретаете для себя странное правило – «Драконы» и «Гиганты», и больше никто. Ставите себе границы. Я – нет. Если я нахожу женщину привлекательной, для меня этого достаточно. Но вам требуется ограничение в виде двух команд. Вы пытаетесь укрыться им, как стеной.

– Отделиться от чего?

– Не от чего, а от кого. От так называемых обычных шлюх. Гордо заявляете, что вы не проститутка. Еще бы, ведь выбор за вами, черт возьми! Вы не шлюха.

– Так оно и есть.

Уиндзор улыбнулся:

– Но что такое шлюха? Женщина, которая спит с кем попало? Ничего подобного. Именно этим вы и занимаетесь. Вы не станете осуждать тех, кто поступает так же. Тогда что такое шлюха? Если послушать вас, данного понятия вообще не существует. Однако вы сразу заупрямились, когда я спросил вас про постель. Почему?

– Не стоит делать из мухи слона, – усмехнулась Проба. – Слово «шлюха» имеет оскорбительный оттенок. Поэтому я стала возражать.

Уиндзор развел руками.

– Но откуда здесь взяться оскорбительному оттенку? Если шлюха, по определению, то же самое, что свободная женщина, которая спит, с кем хочет, почему бы не ухватиться за этот термин, так сказать, обеими ногами? К чему все эти границы? К чему выдуманные правила? Вы используете «тактику двух команд», чтобы продемонстрировать свою свободу. Но демонстрируете обратное. А именно – свою неуверенность и слабость.

– Поэтому я лицемерка?

– Разумеется. Вернемся к моему предложению переспать. Или секс – чисто физический акт, и в таком случае я не вижу в своем поведении ничего предосудительного, или секс – нечто большее. Выбирайте.

Проба улыбнулась и покачала головой.

– Вы интересный человек, мистер Локвуд. Пожалуй, я с вами пересплю.

– Не получится.

– Почему?

– Вы сделаете это для того, чтобы доказать, что я не прав. А на самом деле – лишь подтвердите свою неуверенность и слабость. Но мы уклонились в сторону. Это моя вина. Простите. Итак, вы расскажете мне о разговоре с Грегом Даунингом, или я должен разрушить вашу репутацию?

Мэгги растерялась. Этого он и добивался.

– Конечно, существует и третья возможность, – продолжил Уиндзор. – Она следует за второй. После того как ваша репутация будет уничтожена, вам предъявят обвинение в убийстве.

Женщина побледнела.

– Что?

– Грег Даунинг – главный подозреваемый в мокром деле. Если окажется, что вы ему как-то помогали, вас привлекут в качестве сообщницы. – Локвуд замолчал и нахмурился. – Хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что власти добьются обвинительного приговора. Не важно. Я начну с вашей репутации. А там посмотрим.

Проба жестко взглянула ему в глаза.

– Идите вы в задницу! – бросила она.

Локвуд встал.

– Пожалуй, это будет предпочтительнее, чем ваше общество. – Он улыбнулся и отвесил поклон. Если бы у него была шляпа, он бы вежливо приподнял ее. – Всего вам доброго.

Вскинув голову, Уиндзор зашагал к выходу. В его безумии была своя система. Ему бы все равно не удалось расколоть Пробу. Уиндзор понял это с первого взгляда. Это была умная и преданная женщина. Опасное, но восхитительное сочетание. А теперь он все-таки встряхнул ее. Любой на месте Мэгги начнет паниковать и что-нибудь предпримет. Все, что ему нужно, – подождать снаружи и устроить слежку.

Уиндзор взглянул на табло. Середина второй четверти. Он больше не желал смотреть игру. Но когда он был уже у двери, в громкоговоритель объявили: «На замену Троя Эриксона вышел Майрон Болитар».

Локвуд заколебался. Он сделал еще один шаг к выходу. Ему не хотелось оборачиваться. Он остановился и взглянул на площадку.

Майрон сидел в конце скамейки. Он знал, что не будет играть, но волнение сжимало его, как стальные обручи. В молодости ему нравилась горячка больших соревнований, даже если предстартовая лихорадка едва не доводила его до паралича. Главное – выйти на площадку. Стоило ему столкнуться плечом с противником, подхватить упавший мяч или сделать ложный выпад, как нервозность улетучивалась, а рев и вопли на трибунах превращались в легкий музыкальный фон.