Юлия Эйч - Капкан для крысы.

В голове у меня немного прояснилась, и я смог обдумать ситуацию. То, что Крыса наведалась к нам, это, в общем-то, понятно. Она понимает, что мы не просто так ошиваемся в музее. Нашей воровкой может быть любой тамошний сотрудник. Даже у Никиты хватило бы времени устроить этот бардак, пока я тащился пешком по незнакомым закоулкам. А после этой истории с пистолетом он казался мне крайней подозрительным. Конечно, он вроде как мужчина. Но в том то и дело, что вроде как. Хотя не меньше на роль Крысы подходили псевдорелигиозная Наталья и сверхтихая Анастасия — первая явно привирает, вторая что-то скрывает. Я поделился своими соображениями с Яром.

— Как мы выяснили, религиозность Натальи довольно сомнительна. Да и вообще, вся это ее небрежность во внешности. Очень похожа на показную.

Гордеев не ответил, но его темные глаза оторвались от портьеры и стали более осмысленными.

Я продолжил:

— И незаметность этой мышки Насти тоже была бы отличным камуфляжем для Крысы. Самое лучшее, когда тебя почти не замечают. А это ее кольцо и познания об изумрудах. Хотя, возможно, кольцо — лишь бижутерия.

Яр встрепенулся.

— Нет, это бриллиант очень хорошего качества. Я его неплохо рассмотрел, пока Анастасия любезно показывала нам письма.

Я поморгал. Везде-то он успевает. Захотелось противоречить:

— Но, с другой стороны, бриллиант еще ничего не доказывает. Даже если он настоящий. К примеру, загар в дождь и слякоть, а уж тем более пистолет у Никиты тоже наводят на разные мысли. Да и директриса эта…

Передо мной встал образ элегантной властной Широновой. Такие женщины умеют привлечь, но и постоять за себя могут отлично. Она хорошо разбирается в людях, умна, обладает сильной волей. Даже Гордеева поначалу смутила.

Мой поток сознания прервал звук вибрирующего телефона. Гордеев извлек из кармана трубку:

— Да… Привет, Стас. Движется, а как же. Так движется, что нас уже едва не подстрелили. Расскажу при встрече. Нет, о тебе пока не упоминали, — Яр рассеянно слушал собеседника. Пару раз поддакнул, отключился и пояснил:

— Лунев волнуется. Уже готов отказаться от розысков, лишь бы не светиться.

Меня вдруг пронзило воспоминание. Я почти в бреду, а Яр обыскивает тело налетчика.

— Эй, друг, а что это ты прикарманил у Молота? Я видел, так что не отпирайся. Скрыл улику?

Гордеев покопался в кармане джинсов и выудил серебристый ключик с металлической биркой.

— Я и не собирался скрывать. Как-то из головы вылетело.

— Вылетело, как же, — я взял ключик, повертел в руках. Ничего примечательного. На бирке была цифра — 171.

— И что? Чем это нам поможет, ведь не понятно от чего этот ключ.

— Пока не понятно, — Гордеев встал и от души потянулся, — но у нас есть шанс выяснить. Если бы он достался милиции, такой возможности мы бы точно лишились. Скоков ведь в больнице. Если же мы найдем к этому ключику замочек, там может оказаться какой-нибудь след, который нам поможет.

— Он может быть от чего угодно, — я улегся на кровать, внимательно рассматривая находку. Бирка говорила о том, что нужная нам скважина находится где-то в общественном месте, где замочков не менее 171. Это может быть камера хранения на вокзале, шкафчик в спортзале, ячейка в банке, да что угодно.

Утром я вопреки традиции первым ворвался в номер Гордеева. В одних трусах-боксерах он отжимался от пола. На одной руке. Напряженные мышцы вырисовывали красивый рельеф на его влажной спине. Мне стало совестно — я совсем забросил спорт. Хотя сейчас меня несколько извиняла пострадавшая голова. Яр легко поднялся и приветственно кивнул, отправляясь в ванную:

— Я сейчас.

Я покрутился на месте, изнывая от безделья. Мне не терпелось ринуться в бой. На прикроватной тумбочке стояла открытая бутылка белого вина и бокал. Рядом валялся ворох листочков с кривыми карандашными записями. Похоже, моему другу не спалось. Дальше моим вниманием полностью завладело большое зеркало без рамы на двери номера. Пока оно не могло меня порадовать. Опухоль на пострадавшей половине лица еще не полностью спала, и я походил на запойного пьяницу. Под глазом темнел синяк. Я пригладил свои светлые вихры. В отличие от Гордеева, чуть не каждый месяц менявшего прически, которые все без исключения шли к его симпатичной мордашке, у меня всегда была одна стрижка — короткая по бокам и длиннее в центре. И все равно мне не всегда удавалось уложить волосы как надо. Но когда это удавалось, выглядели они, на мой неискушенный взгляд, отлично, так что на эксперименты я не отваживался. От самосозерцания меня отвлек Яр.