Магдален Нэб - Невинные

— С таким-то адвокатом? Гварначча, вы знаете, что за человек адвокат Перуцци! Вы знаете, что он никогда такого не допустит.

— Пусть попробует. Ничего у него не выйдет. Клиент будет настаивать. Он решительно настроен убедить меня в своей правоте. После чего проклятый адвокат все равно отмажет его от обвинения в убийстве. У нас нет доказательств преднамеренности его действий. Он унаследовал отцовский темперамент. Там очень мелко, обломок статуи не виден. Мы никогда не сможем доказать, что он убежал, понимая, что убил ее, а вовсе не окунул разочек в воду.

— А на самом деле?

— Не знаю. Признаться, я сомневаюсь, что он и сам это знает. Возможно, для него это было все равно что прихлопнуть муху. Что ж, уже поздно. Мне нужно возвращаться.

Они поднялись и вместе подошли к дверям. Тут инспектор понял, что капитан хочет ему еще что-то сказать. Оба остановились. Не глядя на него, капитан скороговоркой произнес:

— Кое-кто еще просил меня вас поблагодарить, хотя я говорил, что вам будет гораздо приятнее, если она позвонит и поблагодарит вас сама. Надеюсь, что я не ошибся.

— Нет, конечно. И она мне звонила вчера вечером. Было очень мило со стороны синьоры не забыть о таком пустяке.

— Для нее это было важно.

— Полагаю, что так. Мне жаль, что она покидает нас.

— Да. Она завершила свои исследования и решила вернуться домой во Францию писать свою книгу. Ее родители стареют, и она чувствует, что должна быть рядом с ними.

— Конечно.

Напряженное лицо капитана было очень бледно. Попрощавшись, он вернулся к своему столу, на котором всегда царил идеальный порядок. Инспектор закрыл дубовую дверь, прошел по пустому коридору и спустился вниз под аркаду. Улицы начинали темнеть. Инспектору не терпелось добраться до дому.

В первый год, когда Тереза и мальчики только приехали во Флоренцию, инспектор не мог удержаться, чтобы не подшутить над Джованни, чей день рождения совпадал с праздником святого Иоанна.

— Мэр приказал по поводу твоего дня рождения устроить гигантский фейерверк, а Палаццо-Веккьо — помнишь, где башня и резиденция мэра? — украсить горящими факелами, как сказочный замок...

Серьезный малыш молча слушал, вытаращив глаза. Он все еще не мог говорить от волнения, когда они вышли в синюю ночь и встали у теплых перил на мосту Санта-Тринита. Сотни семей заполнили набережную; малыши восседали на плечах отцов. Когда огни фонарей погасли, первый гигантский шар розового и золотого света взорвался и обрушился вниз, навстречу собственному отражению в черной воде. Джованни был слишком поражен, чтобы присоединиться к хору охов и ахов. Тото, увидав толпы народу, быстро почуял подвох, но его брат в состоянии немого изумления оставался глух к его насмешкам.

Когда отец, крепко придерживая, поставил его на перила, Джованни повернул неразличимое в темноте на фоне сверкающего зеленого неба лицо и прошептал:

— Папа, вот здорово, правда?

Конечно, начав учиться в школе, они быстро узнали, что святой Джованни — это святой Иоанн, покровитель Флоренции, но та шутка стала семейной традицией.

— Смотри-ка, мэр опять оказывает тебе честь!..

В этом же году, хотя инспектор изо всех сил старался, чтобы все было как обычно, он только что — в соответствующем настроении — вернулся из Неаполя с похорон Эспозито. Гварначча заказал праздничный ужин у Лапо, как обещал, но почти жалел об этом, потому что закрытые ставни и табличка «Продается» на дверях мастерской обувщика служили во время ужина постоянным напоминанием, что только второй инфаркт освободил Перуцци от мук присутствия на суде.

Мальчики в предвкушении футбольного матча ничего не замечали. Тереза молчала, но пару раз стиснула ему руку, дабы вернуть его к реальности.

Пытаясь развеселиться, он передал ей утренний рассказ Лоренцини. Накануне тот посетил ужин и концерт в клубе, где Нарди должен был выступать в присутствии Констанцы и Моники. Тереза на протяжении долгих лет следила за этой историей.

— Скандал состоялся?

— Конечно. После того как он спел «Я оставил свое сердце в Сан-Франциско», переврав половину слов, как утверждает Лоренцини, который знает английский. Сначала там было шикарное угощение...

— Три сорта пасты, как у нас? — заинтересованно спросил Джованни.

— Это самое меньшее. А может, и больше. И отбивная по-флорентийски.

— А торт?

— И торт, наверное. Ну так вот, после всего этого Нарди пел почти целый час, устал и сказал Констанце, что хочет домой. А ей нравилось в клубе и хотелось остаться. Прозвучали слова, которые лучше произносить в приватной беседе дома. А Моника, сидевшая за соседним столом со своей матерью, которой, кстати, почти девяносто лет, но которая жрет как лошадь, услышала и как закричит на Нарди: «И не стыдно тебе так разговаривать со своей женой, да еще на людях?» — «А это не твое дело! Она моя жена, и я разговариваю с ней, как хочу!»