Магдален Нэб - Невинные

— Он мне никогда не нравился.

— Хм.

— По-моему, он вовсе не красив, и, кроме того, в каждом фильме он одинаковый. Это не актер.

— Хм.

— По другому каналу идет какой-то фильм про Джеймса Бонда, но он начался полчаса назад, и ты знаешь, как там — невозможно уследить за сюжетом, даже если смотришь с самого начала.

— Хм.

— Ты мне еще не сказал, как тебе новая люстра.

— Хм.

— О боже. Ты, наверное, слышал, что сегодня утром Землю захватили марсиане?

— Нет. Мне нужно позвонить. Нет, ты смотри дальше.

Был только один фильм, на котором инспектор мог сосредоточить внимание, и он был записан на пленку камерой наружного наблюдения. Включив свет в коридоре, он под голоса, доносящиеся из телевизора, позвонил в тратторию Лапо. Никто не отвечал. Он посмотрел на часы. В девять тридцать вечера Лапо должен работать. Он ждал долго. Потом набрал номер еще раз — на тот случай, если в первый раз ошибся. Никто не отвечал. Он положил трубку и затем связался с городским патрулем.

— Где вы сейчас находитесь?

— Понте-Веккьо.

— Слушайте, проверьте для меня один адрес. Это траттория, которая должна сейчас работать, но там не отвечают... — Он объяснил, где это.

— Мы будем там через полминуты. Что нам делать?

— Ничего. Позвоните мне, когда приедете.

Он стоял у телефона и ждал, наблюдая за мельканием света на телеэкране в открытую дверь гостиной. Не успел телефон зазвонить, как он поднял трубку.

— Инспектор? Здесь закрыто. Столы сдвинуты, жалюзи опущены. Висит записка: «Закрыто по болезни». Ресторан напротив — работает. Спросить там?

— Не надо. Завтра я сам загляну. Все спокойно?

— Порядок. У патруля на площади Сан-Спирито было небольшое происшествие, но теперь все тихо. Машин много. Быстрее бы ввели летний запрет на проезд через центр ночью. Уже так жарко, как будто сейчас июль. Мы застряли в пробке, вы слышите?

Тереза переключила канал. Он сел и стал смотреть Джеймса Бонда.

— Все в порядке?

— Что?.. А, да. Я хотел заказать столик у Лапо на день рождения Джованни, но у него закрыто.

— Закрыто? Почему?

— Видимо, кто-то заболел. Наверное, его теща. У нее уже был один удар.

— Что ж, торопиться нам некуда. Что с тобой такое? Почему у тебя такой озабоченный вид? Я думала, что все уже в порядке. Очевидно, что человек, которого ты арестовал, виновен в смерти этой несчастной девушки, и доброе имя Эспозито теперь восстановлено. Это самое главное. Такой славный мальчик! Как подумаю о его бедной матери...

— Да. У Тото все хорошо?

— Конечно, хорошо. Ты же сам видел, что он съел ветчину и дыню?

— И это означает, что у него все хорошо? Ты так уверена?

— Конечно, уверена. Мне кажется, тебе пора ложиться спать. Ты пока еще не пришел в себя после поездки в Рим.

«Мой сын работает в Ареццо и засыпает в поездах, но на шоссе слишком опасно...»

«Я не вожу машину. Джерардо обо всем позаботился».

«Я люблю машины».

Перуцци, без сомнения, были любящими родителями. Они сделали все, что могли, и все же...

«Дурацкие казармы! Почему ты не найдешь нормальную работу, как отцы других ребят?»

Что случилось с отцом Эспозито? Дали бы они его матери взглянуть на его лицо, на два его лица? Да ни за что на свете...

Опасность повсюду.

— Салва!

— Иду... Ты скоро?

— Я мигом. Только приготовлю нам чай с ромашкой. Ложись в постель, я все принесу.

Позже, когда погасили свет, он спросил:

— А ты помнишь, как Тото кричал на меня, чтобы я нашел себе нормальную работу, как отцы других ребят?

— Нет.

— Нет? Не помнишь?

— Когда это было? Давно, наверное? — зевнула она.

— Давно. Несколько лет назад. Тогда еще они с друзьями попались на краже какой-то ерунды в универмаге. Они там прогуливали физкультуру.

— А, вот оно что. Так он, наверное, испугался, что ты его арестуешь. Ему тогда несладко пришлось. И как ты только ухитряешься помнить такие мелочи?

— Разве это забудешь? Я очень расстроился.

— Он тоже. Но, насколько я помню, он расстроился, потому что ты не разрешил ему оставить кошку.

— Кошку? Какую еще кошку?

— Ту бродячую кошку. Она в конце концов очутилась в Боболи, как и все остальные, а потом вы с Тото вместе пошли ее искать. Но, кажется, так и не нашли.

— Я не помню никакой кошки. Я только помню, как он кричал и бросался на меня.

Повернувшись, Тереза положила руку ему на грудь:

— Слава богу, что у него есть ты. Он такой ранимый и раздражительный. И когда он злится на тебя, ты стоишь спокойный, как дуб. Это всегда его остужает.