Дик Фрэнсис - Смертельная скачка

- Пол Сандби.

- Рольф Торп будет завтра на скачках?

- Естественно, - ответил Холт. - Он выставил фаворита на Большие национальные.

- А вы? Вы пригласили бы Боба опять работать для вас?

- Конечно, - без колебаний ответил он. - Боб хороший жокей. Он прислушивается к тому, что говорят ему о лошади. Он работает головой. Его бы столько раз не приглашали, если бы он был плохим жокеем.

Дверь без стука приоткрылась, и один из конюхов всунул голову. Светловолосый парень лет двадцати пяти в вязаной шапке с помпоном.

- Гунни, - сказал он, - не посмотрите кобылу, которая кровила, вроде она собирается рожать.

Тренер пообещал, что через минуту придет, и голова с помпоном скрылась.

- Он ирландец? - удивился я.

- Конечно. У меня три ирландца и один из Йоркшира. А трое местных. На норвежских скачках работает много британских конюхов.

- Почему?

- Здесь у них есть возможность стать жокеями, понимаете? Больше шансов, чем дома.

Мы допили кофе, хорошо сваренный и крепкий.

- А на чем Боб ездил? Он брал напрокат машину?

- Нет, не думаю. Когда он останавливался здесь, мы вместе ездили на скачки.

- Он когда-нибудь брал у вас машину? Или у кого-нибудь другого?

- У меня никогда не брал. По-моему, он ни у кого не брал, когда приезжал сюда.

- Вы куда-нибудь возили его в тот день, когда он исчез?

- Нет.

Из протоколов показаний свидетелей, которые ждали меня в день прибытия в отеле, я знал, что сразу после соревнований Боб Шерман собирался на такси ехать в аэропорт, чтобы успеть на последний самолет, вылетающий в Лондон. Но он к такси не пришел. Нанятый заранее водитель, не дождавшись пассажира, взял возвращавшихся в город после скачек зрителей.

Шерман мог уехать на общественном транспорте, на другом такси, водитель которого не знал его в лицо, или в машине своих знакомых. Я, кроме того, еще добавлял и его собственные две ноги. И вообще, очень легко уехать со скачек не замеченным теми, кто знал его, в особенности когда последний заезд кончился в темноте, как сообщалось в протоколах показаний свидетелей.

Я поставил пустую чашку на стол, и вдруг Гуннар Холт спросил:

- Вы можете что-нибудь сделать для жены Боба?

- Для жены? Я встречусь с ней, когда вернусь в Англию. Конечно, если найду что-нибудь полезное для нее.

- Нет. - Он покачал головой. - Она здесь.

- Здесь?

- Да, в Осло. И она не хочет ехать домой.

- Арне мне ничего не сказал.

- Она преследует его, как собака, - засмеялся Холт. - Она вроде вас, все время задает вопросы. Кто видел, как Боб уходил, кто ушел вместе с ним, почему никто не ищет Боба. Она приходит на каждые соревнования и спрашивает, спрашивает, спрашивает. Все уже устали от нее.

- Вы знаете, где она остановилась?

Он энергично кивнул и взял с полки листок бумаги.

- "Норсленд-отель". Второсортная гостиница. Далеко от центра. Вот ее номер телефона. Она дала его мне на случай, если я придумаю, чем могу ей помочь в поисках Боба. - Он пожал плечами. - Все очень жалеют ее. Но лучше бы она уехала.

- Вы не позвоните ей? Скажите, что я хотел бы задать несколько вопросов о Бобе. Допустим, сегодня во второй половине дня.

- Я забыл, как вас зовут, - заявил Холт, даже не подумав добавить "к сожалению" или "простите".

Я улыбнулся и протянул ему свое служебное удостоверение.. Он прочел написанное там, потом недоверчиво посмотрел на меня, но все же набрал номер "Норсленд-отеля". Миссис Эмма Шерман взяла трубку.

- Мистер Дэйвид Кливленд приехал из Англии и старается найти вашего мужа, - сказал Холт в трубку и стал читать написанное в удостоверении, - он руководитель отдела расследований Британского жокейского клуба, Портмен-сквер, Лондон. Он хочет встретиться с вами сегодня во второй половине дня. - Холт выслушал ответ, потом взглянул на меня и спросил:

- Где?

- В ее отеле. В три часа.

Он повторил мои слова.

- Она будет ждать вас, - сообщил он, кладя трубку.

- Хорошо.

- Скажите ей, чтобы ехала домой.

Глава 4

Эмма Шерман ждала меня в маленьком вестибюле отеля, сидя на краешке стула и озабоченно вглядываясь в лицо каждого проходившего мужчины. Прежде чем войти, я немного понаблюдал за ней через стеклянные двери. Маленькая, бледная и очень, очень нервная. Дважды она вскакивала и, когда человек проходил мимо, не обратив на нее внимания, медленно возвращалась на место.

Толкнув двери, я вошел в вестибюль, где едва ли было теплее, чем на улице, - явное свидетельство того, что власти в городе с центральным отоплением плохо справляются со своими обязанностями. Эмма Шерман, быстро окинув меня взглядом, снова уставилась на дверь. Я не соответствовал ее представлению о человеке, которого она ждала. Следом вошел мужчина лет шестидесяти, похожий на отставного военного, и она снова вскочила.