Владимир Кашин - Тени над Латорицей

— Я привык делать дело своими руками. Предвидеть и упреждать события, влиять на них. А здесь… Здесь я чиновник, и это мне, щучка, не по нутру. Мне действовать хочется — оперативно принимать неотложные решения, зная, что от этого зависят не только судьбы людей, но иногда и их жизни. А здесь людей я не вижу — ни их лиц, ни чувств, не слышу их слов — одни только бумаги и запах копирки. Сижу, что называется, на теплом месте. И кое-кто, ты понимаешь, щучка, даже завидует. И трудно другой раз объяснить, чем меня это теплое место тяготит.

— А почему бы тебе в таком случае не вернуться на старое. Ну хотя бы обыкновенным инспектором? — она вздохнула. — Я-то думала, что здесь тебе легче, спокойнее. Как ни крути, а ворошить бумаги — это не за убийцами гоняться. — Наташа сморщила нос, чтобы смешной гримасой смягчить некоторую бестактность своих слов. Она ведь довольно прозрачно напомнила отцу о годах, которые, хочет он того или нет, ограничивают его возможности. В самом деле, не может же он теперь резвиться, как молодой сыщик.

— Налей мне, пожалуйста, еще, — попросил он. — Я и сам над этим задумываюсь. Хотя, боюсь, из управления — прямая дорога на пенсию. Правда, сотрудники нашего отдела тоже ездят в командировки. Но редко. Да хватит об этом, не пора ли на боковую? Завтра с девяти у меня такой же, как сегодня, бумажный денек.

Неожиданно осенила его новая мысль: дело, в конце концов, не в бумагах. И в областном управлении он тоже не был избавлен от них, но это не мешало ему принимать участие в розыске. Дело, наверно, в другом. Когда-то самым главным казалась ему оперативная реакция на преступление: погоня, расследование и конечно же — неотвратимость наказания. Он и теперь по-прежнему считал эту деятельность милиции очень важной. Но с каждым днем азарт охотника, который преследует опасного зверя, все больше вытеснялся в его сознании чувством неудовлетворенности тем, что трагедия все-таки разыгралась, что какой-то человек стал жертвой убийцы, а он и его коллеги не сумели преградить путь оголтелому преступнику.

Это неодолимое желание предотвратить то, чего могло бы и не случиться, это стремление, которое стоит во главе угла всей деятельности милиции, особенно остро ощутил он, когда стало известно ему все, что происходит на территории республики в течение суток.

Все больше стала донимать мысль, что, пока он знакомится в своем кабинете со сводками, анализирует правонарушения, совершенные в той или иной области, он начисто лишен возможности оперативно включиться в события, броситься по горячим следам и, спасая чью-то жизнь, схватить преступника.

Наташа заметила, что отец, задумавшись, забыл о чае, который она поставила перед ним.

— Остынет!

— Ах, да… — спохватился подполковник. — Спасибо, больше не хочу.

— Но ты же просил!

— Нет, спать, спать! — Он взглянул на часы. — Скоро два ночи! Мы с ума сошли. Сейчас же ложись. Со стола завтра уберешь.

Когда Дмитрий Иванович лег на свой диван в кабинете и, надев очки, углубился в том Геродота, чтобы перед сном хоть немного пройтись по улицам древнего Вавилона, часы в гостиной гулко пробили два.

В это время далеко за Карпатскими горами по местному времени был только еще час ночи. В небольшом городке, в конце Староминаевской улицы, неподалеку от советско-венгерской границы, погибла Каталин Иллеш и истекали кровью ее дочери Илона и Ева.

Миллионы людей никогда не узнают ни о Каталин, ни о Илоне и Еве, а их соседи и другие жители городка с ужасом подумают о том, что убийцы могли бы в эту ночь нагрянуть не в дом Иллеш, а, скажем, в их собственный. И трагедия только таким образом слегка затронет их души.

Но нескольких человек событие это коснется непосредственно, хотя они были в это время далеко от пограничного городка и раньше не имели о нем ни малейшего представления.

Среди этих людей — подполковник милиции Дмитрий Иванович Коваль и его дочь Наташа.

Отблеск утреннего солнца лег на потемневшую от времени обложку книги происшествий. Докладывая начальнику милиции майору Романюку о своем дежурстве, лейтенант Габор книгу даже не раскрыл: происшествий ни в минувшую ночь, ни в остальное время суток в этом тихом закарпатском городке не было никаких.

Романюк почувствовал, как хорошее настроение, появившееся у него с самого утра, все сильнее охватывает его. Улыбаясь, он не без удовольствия посмотрел на стройного лейтенанта — недавнего выпускника школы милиции, положил руку на книгу. Тисненная под кожу обложка приятно ласкала ладонь.