Владимир Кашин - По ту сторону добра

— Второго.

— Разве я помню?

— В тот вечер, когда умер Борис Сергеевич Залищук.

— Я не знаю, когда он умер: я там не присутствовала.

— Разве от вас это скрыли? — Коваль с легкой иронией посмотрел на девушку.

— Я на часы не смотрела. Какое это имеет значение?!

— А что вы делали до этого? — невозмутимо продолжал Коваль, будто и не замечая раздраженности Джейн.

— До чего «до этого»?

— До того, как возвратились в город.

— Купалась. Потом ловила рыбу! Пошла с Таисией Григорьевной, когда мама поехала в гостиницу. Сколько еще будете меня допрашивать?! — глаза у Джейн зло засверкали, и вся она стала похожа на разъяренную кошку.

— Отвечай, Джейн, — снова попросила миссис Томсон, — тебе нечего бояться. Так нужно. — Она понимала, что не следует противиться закону, и не хотела усложнять отношения с настойчивым инспектором милиции. — Я прошу тебя… — повторила миссис Томсон, касаясь плеча дочери. — Тебе следует ответить на все вопросы подполковника… Она у нас такая нервная и впечатлительная, — обратилась миссис Томсон к Ковалю. — Дитя войны, а тут еще Генри зовет, любовь… — Она уже успела пробежать глазами письмо. — Молодежь пошла такая нетерпеливая, чуть что — уже мировая катастрофа.

Дмитрий Иванович приметил первые следы будущих «гусиных лапок» вокруг глаз девушки. Хорошенькая, грациозная, на вид младше своих тридцати лет, она уже страдала от затянувшегося девичества, и помолвка с Генри казалась ей сейчас спасением. Подарком судьбы. И всякому, осмелившемуся ей помешать, готова была перегрызть горло.

Просьба матери и твердость Коваля в конце концов подействовали. Джейн напоминала чем-то мяч, из которого понемногу выпускали воздух. Утонув в кресле, она вдруг тихо и миролюбиво, слабым голосом произнесла:

— Ну, пожалуйста, спрашивайте, спрашивайте…

— Что вы делали на даче Залищуков после того, как ваша мать поехала в гостиницу?

— Я уже сказала, рыбу ловила, вместе… — Джейн никак не могла произнести слово «тетка», — вместе с маминой сестрой.

— И много поймали?

— Пять или шесть окуньков.

— А ваша тетка? То есть мамина сестра?

— О, она настоящий рыболов! Полный полиэтиленовый мешочек.

— Потом вы поехали в город? Или заходили на дачу?

— Заходила.

— Кого вы там видели?

— Кроме Таисии Григорьевны — никого.

— Бориса Сергеевича не было?

— Нет.

— А может, вы плохо рассмотрели?

— Правда, уже темнело, когда я вернулась. Я надела босоножки, костюм и сразу поехала.

— В котором часу?

— Кажется, около десяти.

— На Днепр вы пошли вместе с вашей теткой Таисией Григорьевной?

— Ну конечно.

— И возвратились вместе с ней?

— Да.

— Все время рыбачили, никуда не отлучались?

— Нет.

— И ваша тетка тоже все время была рядом?

— Она один раз ходила домой.

— Надолго вас оставляла?

— Нет, ненадолго.

— Как же вы отпустили мать одну в город, ведь знали, что она неважно себя чувствует?

Джейн промолчала. Миссис Томсон умоляюще посмотрела на Коваля:

— Нам сразу попалось такси, со мной поехал доктор Воловик, он проводил меня до гостиницы. Так что я обошлась без Джейн.

Будто не услышав этих слов, Коваль пробурчал:

— Я думаю, дочке следует ухаживать за больной матерью, а не перепоручать это чужим людям… В тот вечер вы явно не спешили, если вернулись поздно.

— Разве в санкции вашего прокурора сказано, что вы имеете право читать мораль? — ехидно спросила Джейн.

— Это позволяет мой возраст, — ответил Коваль. — Значит, когда вернулись с Таисией Григорьевной на дачу, Залищука там не было?

— Говорю же — не было.

— А когда ваша тетка отлучалась на дачу, он там был?

— Откуда мне знать? Наверное, был, потому что, вернувшись, она сказала: «Ох, этот Борис! Всю душу вымотал!» Видно, поссорились. Но я не стала расспрашивать. Мне до этого нет дела!

Коваль закончил писать протокол, дал прочесть и подписать его Джейн.

— Теперь мы сможем уехать? — снова раздраженно спросила Джейн. — Я все рассказала. И мама тоже. — Она подождала, пока мать кивнет. — Что еще?

— Пока только одно: оставаться в Киеве до конца следствия.

— Скажите хотя бы, через сколько дней все это кончится?

— Этого и я не знаю. До свидания! — И Коваль направился к двери.

Солнце пекло, и Дмитрий Иванович пожалел, что надел гражданский костюм с непременным галстуком, который сдавливал шею. Автобус шел из заводского района и был битком набит. И хотя Коваль сел на конечной остановке и занял место в свободном углу, его все равно толкали.