Первое тело принадлежало спецназовцу, все еще при полном боевом снаряжении. На нем до сих пор был шлем, так что тело было почти невозможно опознать, если не считать рост отличительным знаком. В кино они обычно снимают шлемы, чтобы вы могли видеть смазливого актера, наслаждаться его игрой, а в реальной жизни эти люди укрыты с ног до головы. Это значило, что я не могла разглядеть раны, от которых под ним расползалась лужа крови. Считалось, что безопаснее быть экипированным с ног до головы. Мужчина, лежащий перед нами, скорее всего, так уже не думал. Само собой, он вообще ни о чем больше не думал. Он был мертв.
В тот же миг я пожалела, что вообще подумала об этом, потому что ощутила кое-что. Душа, сущность, — называйте, как хотите, — парящая над нами. Я не стала смотреть вверх. Я не пыталась увидеть невидимое, потому что даже для меня там ничего не было. Я просто знала, что она плавно парит над нами. Я, вероятно, могла бы разглядеть ее след в воздухе, но видеть там, на самом деле, было нечего. Души не похожи ни на что. Иногда я могу видеть призраков, но души — нет. Чаще всего я не вижу сущности людей на местах преступлений. Я научилась лучше укрываться от них щитами, поскольку души бесполезны. Они просто бродят вокруг в течение трех дней или того меньше, пока не отлетят. Я не знаю, почему некоторые из них задерживаются дольше других. В большинстве случаев при насильственной смерти душа покидает место преступления гораздо быстрее, будто избегает дальнейших переживаний. Как ни странно, при насильственной смерти чаще появляются призраки. Меньше душ — больше призраков, я всегда считала это интересным, но в данный момент, когда я стояла там, глядя на погибшего оперативника, это не принесло мне никакой треклятой пользы. Его душа наблюдала за нами. Возможно, она даже последует в морг за телом перед тем, как уйти. Я не стала делиться этой информацией с Купером. Ему она была не нужна, и, если по правде, ему не хотелось бы этого знать.
Давненько я не встречала столь «видимую» парапсихически душу. Но иногда насилие над жертвой настолько огромно, что наделяет душу парапсихической энергией. Это делает такие души настолько «видимыми» для моих способностей, что я не могу их не замечать.
Я стояла на жаре, пот струился вдоль моей шеи, задыхаясь под весом своего снаряжения в пульсирующем гнете солнечных лучей. Люди всегда думают, что призраков можно видеть лишь по ночам, или в сумерки, или тому подобное, но призракам закон не писан. Они появляются тогда, когда находят того, кто способен их увидеть. Вот мне повезло, блин!
— Надеюсь, это не один из ваших людей? — спросила я. Мой голос прозвучал ровно, словно я и не прилагала усилий, пытаясь игнорировать присутствие чьей-то души, парящей над нами.
— Нет, это — Глик. Он был одним из первых экстрасенсов, которых мы наняли.
— Это многое объясняет, — заметила я.
— Объясняет что? — спросил Купер.
Эдуард провел кончиками пальцев по моей руке, словно предупреждая.
— Маршал Блейк иногда улавливает следы мертвых.
— Я не экстрасенс вроде тех, кого привлекают при раскрытии дел с помощью видений, — пояснила я, — но иногда я ощущаю мертвых, все виды нежити.
— Вы чувствуете Глика?
— Вроде того.
— Вы слышите его голос у себя в голове?
— Нет, мертвые не разговаривают со мной. Я бы, скорее, назвала это эмоциями.
— Что за эмоции? Страх?
— Нет, — ответила я.
— Что же тогда?
Я прокляла себя за то, что заговорила об этом вслух.
— Замешательство. Он озадачен, — ответила я часть правды.
— Чем озадачен?
— Тем, что мертв, — ответила я.
Купер уставился на тело.
— Вы имеете в виду, что он все еще там?
— Нет, вовсе нет, — возразила я.
Эдуард отрицательно покачал головой:
— Лучше скажи ему правду — то, что он сейчас представляет, намного хуже.
— Пожалуйста, не говорите никому, что я умею это, но иногда я ощущаю души недавно умерших.
— Под душами вы подразумеваете призраков, — уточнил Купер.
— Нет, я говорю про души. Призраки появляются позже и чаще всего они ощущаются совсем иначе.
— Выходит, душа Глика парит где-то тут?
— Такое бывает. Она понаблюдает тут какое-то время, а потом отлетит.
— Вы имеете в виду, на Небеса?
Я сказала единственное, что могла:
— Да, именно об этом я и говорю.
Олаф, который все это время молчал, вдруг сказал:
— Разве она не может попасть в ад?
Дерьмо.
Купер поглядел на Олафа, потом на меня:
— Что скажете, Блейк? Глик был евреем, значит, он отправится в преисподнюю?
Читать дальше