Олег Игнатьев - Магия крови

Озадовский оказался крупным большелобым стариком с трубкой во рту. Горло его было замотано теплым шарфом, и от этого он выглядел еще крупнее. Климов знал, что профессору уже за восемьдесят, но вид у него был отнюдь не дряхлый.

— Сюда, пожалуйста, — вынимая трубку изо рта, повел рукой в сторону боковой комнаты хозяин и пропустил Климова вперед с тем подкупающим радушием, за которым угадывается не только благоприобретенная обходительность и вежливость знатока человеческих душ, но и старомодное светское воспитание. Жена, увлекавшаяся в студенчестве психиатрией, рассказывала, что профессор несколько семестров учился в Сорбоннском университете, в совершенстве знает французский, английский и ряд восточных языков и даже знаком с Сальвадором Дали через его жену Галу.

Войдя в указанную дверь, состоявшую из двух неслышно раскрывшихся створок, вероятнее всего, сделанных из мореного дуба, Климов сообразил, что находится в домашней библиотеке профессора. Все четыре стены занимали книжные шкафы и полки. Массивные, ручной работы, с кое-где потрескавшейся полировкой.

Изысканно-мягко и вместе с тем непринужденно хозяин тронул его за плечо и, приглашающе указывая на одно из кресел, улыбнулся:

— Будем знакомиться.

Он слегка поклонился и вальяжно представился:

— Озадовский Иннокентий Саввович. Профессор медицины.

Климову почудилось, что он слегка грассирует, но это ему даже понравилось.

— А я Климов, кстати, муж вашей бывшей ученицы.

— Очень приятно. А по батюшке?

— Юрий Васильевич.

— Отлично. Вот мы с вами, так сказать, и встретились. Отныне будем узнавать друг друга и на улице.

— Конечно, — поспешил заверить его Климов и отметил про себя, что на какое-то мгновение брови Озадовского сошлись к переносице, а взгляд стал углубленно-зорким.

— Простите, а фамилия жены?

— Сухейко.

Озадовский закусил трубку, задумался.

— Нет, вы знаете, не помню… Как ее зовут?

— Оксана.

Окутав себя облаком пахучего табачного дыма, хозяин прошелся вдоль книжных шкафов, отражаясь в их толстых синих стеклах, и задумчиво остановился. Было видно, что он смущен провалом памяти, и Климов пришел ему на помощь:

— Речь не о ней, я, в сущности, по поводу…

— Нет, нет, — отгородился от него рукой Озадовский и двинулся дальше. — Я должен вспомнить. Это, знаете ли, непорядочно ссылаться на свою забывчивость. Если хотите, глубоко безнравственно… — Подойдя к столу, он захлопнул лежавший на нем фолиант в старинном переплете и повернулся к Климову.

— Никаких поблажек собственному мозгу, никаких! Я уже не говорю о совести и о душе. Иначе человек необратимо деградирует… Станет думать одно, вещать другое, а делать вообще черт-те что! Извините за грубость, упомянул нечистого…

Теперь неловкость почувствовал Климов и, не зная, что делать с руками, скрестил их на груди. Поза вышла чересчур глубокомысленной, и он сцепил их за спиной. Похоже, хозяин всерьез разволновался.

— Оксана, Оксана… В каком году она училась?

— Когда окончила?

— Да, да…

— Семнадцать лет назад.

— Так-так… Сухейко, говорите… Очень любопытно. — Он пролистнул стопку бумаги, покрутил на столе пепельницу. — В те годы кафедра располагалась в старом здании… Мы изучали со студентами биохимизм шизофрении…

— Оксана делала доклад по почерку больных и по каким-то там кислотам… — подсказал Климов, недовольный своей обмолвкой насчет жены. Хотя ему не в чем было упрекнуть себя, не строить же беседу с Озадовским, с этим корифеем отечественной психиатрии, по казенному сценарию: вопрос — ответ. В жизни даже умение рассказывать анекдоты может помочь достичь большего, нежели специальные знания. Главное, знать, кому их рассказывать. Когда человек способен развлекать себя в обществе других, это всегда покоряет. Люди редко покровительствуют скучным. А он вместо того, чтобы бодро-весело поведать два-три смешных случая из своей практики, загнал несчастного старикана в темный угол принудительных воспоминаний. Вряд ли он оттуда скоро выберется.

— Ах, почерком, — обрадовался Озадовский. — Теперь вспомнил. Она ведь была старостой кружка. Небольшого такого росточка с огромными серыми глазами. Верно? И восхитительной улыбкой…

Климов восхищенно щелкнул пальцами.

— Вот это память! Нам бы, сыщикам, такую…

Озадовский просиял.

— Не жалуюсь, не жалуюсь… И Ксюшеньку Сухейко помню… Как же, как же… Зря она ко мне в ординатуру не пошла… Должно быть, до сих пор очаровательна?