Олег Игнатьев - Магия крови

У того аж зубы скрипнули. Я, мол, тебя, курва… Но смолчал.

Пока дожидались Легостаеву, Климов еще раз попытался дозвониться Озадовскому, но телефон молчал. И это было непонятно. Такой пунктуальный старик, договорились на восемнадцать тридцать, а сейчас уже четверть восьмого… Где его нелегкая носит?

Убедившись, что, кроме длинных гудков, он больше ничего не услышит, опустил трубку и вышел в коридор. Ему хотелось поговорить с Легостаевой наедине, и, как только она поднялась по лестнице, пошел ей навстречу.

— Добрый вечер, Елена Константиновна.

Глаза ее возбужденно заблестели.

— Спасибо вам, Юрий Васильевич. Он пожал протянутую узкую ладонь и взял ее под локоть.

— Пока не за что.

— Я так волнуюсь…

— Ничего. Все будет хорошо. — Он изо всех сил старался быть тактичным и официально-сдержанным. — Даже если это Игорь и вы его узнаете, а он начнет отказываться, мало ли по какой причине, постарайтесь не сорваться, не вымаливать признания угрозами…

— Да, да…

— Ни в коем случае.

— Я понимаю.

— Лучше все свои сомнения вы мне потом…

— Да, да…

— Все выскажете, но потом. А мы не выпустим его из виду.

— Хорошо.

Теперь она смотрела мимо Климова, как бы спеша проникнуть взглядом в его кабинет, и он, пропуская ее в дверь, подумал, что, если задержанный окажется ее сыном, картина розыска приобретет черты законченности. Останется найти вещи из квартиры Озадовского, и все.

Войдя в кабинет, Легостаева сделала несколько неуверенно-робких шагов по направлению к парню и остановилась, разглядывая его с той простодушной и вместе с тем серьезной внимательностью, которая и смущает, и обезоруживает одновременно.

Что творилось у нее в душе, можно было лишь догадываться.

Девушки вытянули шеи, у Червонца посерели губы.

Момент был чрезвычайно волнующим, поэтому неудивительно, что, когда Легостаева заговорила, голос ее задрожал.

— Мне очень жаль, что все так получилось. Но… — В глазах ее изменчиво-неуловимо промелькнуло внутреннее колебание, — по-видимому, я ошиблась. То есть… как бы это вам сказать… Одежда та, но лицо не его… Это не Игорь.

Голос прозвучал убито, на одной, почти неслышной ноте.

Она повернулась к Климову, и стоило ему встретиться с ней взглядом, как оглушающая тоска и горечь одиночества сквозящим холодом хлынули на него. Было ясно, что ее представление о возможностях уголовного розыска сильно преувеличено.

Парень с лихой радостью вскочил со стула.

— Все?

Девушки зашевелились.

— Мы свободны?

Климов покачал головой и кивнул в сторону Андрея.

— Одну минуточку, подпишем протокол.

Легостаева поискала глазами незанятый стул и как-то по-старушечьи кротко опустилась на него. Филипцов Всеволод Юрьевич, он же Червонец, глянул на нее с презрительным сочувствием и подмигнул Климову, мол, понимаю: у старухи не все дома. Тараканы в башке завелись.

И его можно понять. Перетрусил парень. А вот из-за чего? Допустим, обозналась бы Легостаева, сочла его за сына, так чего легче рассеять это заблуждение, стоит только поглубже копнуть… Жена, дети, мать с отцом… Судя по всему, они еще должны быть живы…

Климов посмотрел на торопливо расписавшегося в протоколе Червонца и, чутьем угадывая его страстное желание как можно быстрее вырваться на волю, придержал его у двери.

— Давно из-за колючки?

— А вам-то что? — закобенился тот. — Что вы мне под шкуру лезете?

— Ну что ж, — скучным голосом произнес Климов, — придется перенести наше свидание на понедельник. А пятницу, субботу и воскресный день, — он последовательно, один за другим загнул на руке три пальца и показал их Червонцу, — ты проведешь в КПЗ. Посидишь, подумаешь, как нужно разговаривать с людьми, которые не только старше тебя по возрасту, но и по роду службы требуют почтения. Заодно опишешь, где и как провел эту неделю. Кстати, у кого ты здесь остановился?

Поежившись от перспективы провести три дня на нарах, Червонец хмыкнул.

— Это вы умеете.

И хотя замечание было сделано как бы с издевкой, все же лицо его приняло извиняющееся выражение.

— Умеем, — с неодобрением в голосе отозвался Гульнов и встал из-за стола. — Елена Константиновна, распишитесь, пожалуйста.

Климов подтолкнул Червонца к свободному стулу, дескать, посиди, остынь, подумай, и подошел к Легостаевой.

— Вот видите, нет никаких надежд, что сын найдется, — с сожалением разводя руки, сказал он, как бы оправдываясь, и ему показалось, что он смалодушничал. Еще и не искал толком, а уже: «Нет никаких надежд». Ему стало стыдно, и он, вместо того, чтобы утешить ее, стал говорить что-то об особенностях розыска пропавших без вести, о том, что за любой случайностью кроется закономерность, но она подняла свои померкло-грустные глаза и дотронулась до него так, точно он был музейным экспонатом, хрупкой статуэткой из императорской гостиной династии Цин.