Татьяна Рябинина - Семь понедельников подряд

Парадокс был в том, что я говорила чистую правду, но чувствовала себя так, словно врала напропалую. Потому что звучало все и на самом деле по-идиотски. Я бы на его месте тоже... засомневалась бы.

- Между прочим, Светка тоже там была. В том доме. Наверно, и до сих пор там.

- Не знаю, не знаю. Мне показалось, что я видел ее в добром здравии, ну, почти, в добром здравии отнюдь не в компании бандитов. Кстати, а подстрелил ее кто? Бандиты?

Я кивнула, Лешка только головой покачал.

- Знаешь, Оля, если уж попалась, то не надо так бездарно врать. Я думал, у тебя с фантазией дело получше обстоит. Выходит, ошибся. Или ты все на бредни свои тратишь? Тебя даже подруга твоя с потрохами сдала.

- Леш, я тебе все объясню, - я сделала еще одну жалкую попытку хоть как-то оправдаться. – Никакая она мне не подруга. А Женя этот... Ну, он Светке понравился. Очень понравился. А он... – я замолчала. Чтобы ни начинала говорить, получалось только хуже.

- Ну, что он? – Лешка наконец повернулся ко мне лицом. – А он предпочел тебя? И поэтому она решила тебе страшно отомстить, так?

- Ну... да. Только это не значит, что...

- Хватит, Оля! – Лешка махнул рукой и прошел мимо меня к лестнице. – Мне этот балаган надоел.

- Ты куда? – глупо спросила я, безуспешно пытаясь поймать его за рукав.

- Пойду сумку заберу. И на станцию. Что мне здесь делать?

- А я?

- А ты дожидайся своего Женю.

- Да никакой он не мой! – снова рассвирепела я.

- Тем хуже для тебя.

Оставалось только заплакать, что я и сделала. Крайне непродуктивно – Лешка только разозлился окончательно. Отпихнул меня, да так, что я снова чуть не полетела вниз, и ушел.

Долго плакать без определенной цели я не умею. От обиды, от огорчения – да, но в этом случае слезы быстро кончаются, едва смыв самое горькое горе. Другое дело, если преследуешь определенную цель. Впрочем, такое со мной бывает крайне редко: Лешку мои слезы элементарно бесят. Если, по его мнению, я плачу не по делу, он начинает психовать, орать и хлопать дверями. Может даже из дома уйти на целый день.

Так, будем рассуждать здраво.

Хорошо, сейчас он заберет вещи и уедет. Мне тоже надо уехать, и побыстрее. Как-нибудь пробраться огородами, лесом до Фитингофа. Или до Моршанска, пусть даже до Тамбова, неважно. Все хорошо, но как попасть к Таисии, чтобы никто не заметил? Наверняка ведь Протасов нас с Аликом уже разыскивает. Вещи? Я и без вещей уехала бы, черт с ними. Но вот деньги и документы – куда без них денешься.

Остается одно – пересидеть здесь, пока Женя и отец Александр не вернутся с Леной из Пичаева. Попросить кого-нибудь из них сходить к Таисии за моей сумкой, благо, она уже собрана. И в Питер!

А там уж видно будет. Не побежит же Лешка немедленно заявление на развод подавать. Впрочем, даже если и побежит, быстро такие дела не делаются. А за это время, как говорится, глядишь, ишак и сдохнет.

Я наклонилась вниз, посмотреть, как там Алик. Он то лежал тихонько, то вдруг начинал завывать и материться. Но даже и не пытался встать.

Ветер шумел в кронах деревьев, холодил распухшие от слез глаза. Птицы летали совсем рядом, казалось, можно дотронуться рукой. Видно было далеко-далеко. Дедушка говорил, что когда-то церкви ставили так, чтобы с колокольни одной можно было увидеть другую. А сейчас... Только поля, лес и лента реки. И пыль над дорогой, по которой едет грузовичок, крохотный, словно спичечный коробок.

Он быстро подрос и остановился у церковной ограды. Из кузова выбрались Женя и отец Александр, Славик помог выйти из кабины Лене. Я хотела помахать им, но они все сгрудились около Алика, посмотрели вверх, и я спряталась, так, чтобы они не смогли меня увидеть. Вряд ли он будет рассказывать, что забрался на колокольню вслед за мной. Ну и мне тоже не стоит – к чему лишние объяснения. Сколько уже можно объясняться. Спущусь потом потихонечку, когда в дом уйдут.

Тем временем мужчины подняли вопящего Алика и осторожно усадили в кабину грузовика. Взревев, грузовик скрылся. Лена, переваливаясь, как уточка, и придерживая рукой живот, медленно направилась к крыльцу. Женя опередил ее, открыл дверь, и все вошли в дом.

Подождав еще минут пять, я начала медленно спускаться. Прошла ступеней десять, а следующая вдруг просто рассыпалась у меня под ногой. Как я только умудрилась уцепиться за выступ стены. Вся тяжесть пришлась на многострадальную подвернутую ногу. Аж слезы снова брызнули из глаз. Чтобы не заорать в голос наподобие Алика я с силой ударила по стене кулаком и замерла.