Игорь Галеев - Лень, алчность и понты

"Только бы возвратиться, все было бы иначе. Сейчас я словно проснулся и могу многое сделать, мне интересно, я любопытен, я знаю, что делать!" отчаянно кричало его сознание.

В это же время Годик прошел в пяти шагах от него, остановился и тихо свистнул, ему ответили ещё два свистуна, хлопнула дверца.

- Все проверили?

- Все тихо, Сергеевна! - доложил Годик, и Афанасий понял, что на планете Земля ему ещё предстоит пожить энное количество времени.

- Ну, давайте, несите! Сережа, положи автоматы в машину. Лопаты берите.

Афанасий съежился ещё больше: "Неужели они закапывают трупы?"

Да, что-то явно волочили от машин по земле, и, видимо, ямы были вырыты заранее, потому что скоро стало слышно, как работают лопатами, а потом таскали ветки и скрывали ими следы. Афанасий этого уже не слышал. "Есть хочу, яичницу с колбасой. Есть хочу!" - крутилось в его сознании. Он уже знать не хотел, что рядом какие-то ублюдки с оружием кого-то закапывают. Ему очень хотелось, чтобы вся эта история оказалась обычным поганым сном.

Его отрезвили какие-то хлесткие глухие звуки, потом вскрик и какой-то невыносимо ядовитый мат Годика.

- А-а, суки! - рычал тот, - Волки поганые!

- Ну, что же ты! - это голос женщины. - Сережа!

Вновь раздались глухие хлопки: один, через мгновение ещё два, потом Сергей сказал хрипло:

- Готов, скотина!

- Ты уверен? - голос женщины дрожал.

- Помоги мне!

Дальше все происходило без слов, опять что-то таскали, хлопали дверцы, потом одна машина отъехала и как раз в ту сторону, откуда пришел Афанасий.

А он уже понял, что женщина осталась одна, стоит и курит сигарету с ментолом, и тело её дрожит, но постепенно волнение проходит, и она лишь в напряжении ждет возвращения своего любимого Сережи.

"Запомнить номер машины!" - приходит Афанасию неожиданная героическая мысль.

Руки-ноги у него занемели, но морщась от боли он изгибается и приподнимает голову так, чтобы увидеть машину. Но номера не разглядеть это черный "мерседес" с темными стеклами - таких тысячи. Он даже женщину не узнал бы, если бы и встретил. Вот разве голос...

Наконец появляется и Сережа. Они целуются, он в джинсовом костюме светло-синем, немного седины в волосах, хотя, может быть, это уже отблески от солнца, которое показалось над верхушками деревьев - лица не разглядеть, но повадки не жлобские, несколько нервен, движения рук плавные, даже нежные. Подтянут, широколоб, лет сорока пяти.

Все эти особенности и обычности Афанасий отмечал уже в каком-то азарте, понимая, что сейчас все кончится , и эти двое - Сергеевна с Сережей - укатят, а он останется живым и невредимым. И они действительно сели, мужчина перед тем, как закрыть дверцу, похлопал ботинок о ботинок, "мерседес" газанул и сходу рванул вдоль поля.

Афанасий откинулся на спину, и его лицо сморщилось до неузнаваемости , и слезы потекли, а он смеялся и плакал одновременно. "Все будет по другому, - повторял он, - все будет о кей!"

Потом смело вышел на поляну и увидел кучу хвороста. Трава была примята, но кому могло придти в голову, что здесь что-то закапывали?

Он не решился отправиться по дороге вслед за "мерседесом", благоразумно подумав, что какие-нибудь сообщники могут следить ещё какое-то время за этой местностью. Маловероятно, но все же.

Он возвращался знакомым путем к водоему, когда вдруг впереди раздался глухой взрыв. Потрясения продолжались!

И вновь он крался по лесу, пока не увидел черный дым - это горела вторая иномарка, дым поднимался столбом, внутри машины что-то страшно шипело и лопалось. Паленый и тошнотный запах стоял всюду. А у шалаша лежало что-то черное. Афанасий приблизился и увидел труп Годика - в плаще, с окровавленной головой, вяло сжимающий рукой рукоятку автомата господина Калашникова. По-видимому, внутри машины шипели и плавились два тела, и кто теперь не поверит, что здесь произошла банальная бандитская разборка?

К вечеру Афанасий добрался до дома, где его ждали вкусный борщ, котлеты, жена Ирина и Наташка с Катюшкой.

Ночью с Ириной был яростный секс - стрессовые ситуации даром не проходят, хочется вцепиться зубами в эти дармовые ощущения, дабы почувствовать, что ты ещё живой. Такое же бывало у Афанасия с жуткого похмелья - организм хватался за последнюю возможность связаться с биологической жизнью, ибо все остальные желания гасли напрочь.

Заявлять о случившемся Афанасий не стал, и неделю вообще никому ничего не рассказывал. Но потом проболтался за выпивкой своему приятелю Мишке.