Лариса Соболева - Часы остановятся в полночь

– Ксения Макаровна? – не понял Ким, кого ругает Журавский.

– Она, она…

Велту Артуровну дома не застали, она ушла к подруге, у которой умер муж, а Лане велела передать Максиму с Настей, чтоб ужинали без нее, кастрюли с едой на плите, хлеб и молоко на столе, ночевать она будет у подруги. Спать улеглись рано, Настя и не поужинала толком, выпила молока, умылась да упала на кровать. Закутанная в пуховый платок Лана смотрела телевизор, скрестив по-турецки ноги в толстых вязаных носках. Максим присоединился к ней, но как тут вникнешь в канву фильма, когда собственный сюжет нужно выстроить, и не понарошку, а по-настоящему? Он выкурил сигарету во дворе и отправился на веранду. Истинное блаженство – растянуться на кровати с прогибающейся сеткой, к тому же на пуховой перине. Почему люди отказались от воздушных перин, зачем мучают тела на жестких диванах? Какой-то мазохист подкинул человечеству идею, будто спать на досках полезно, а Максим высыпается только здесь, только на перине.

Скрипнула дверь, женская фигура, завернутая в одеяло, появилась на веранде и бесшумно приближалась к кровати, Максим приподнялся на локте:

– Настя?

– Так в чем же суть старой образины? – спросил Эрнст, заподозрив, что дело обстоит гораздо хуже, чем он вообразил. Иначе чего так переживать, волноваться? Что совершил Журавский и почему боится пикнуть об этом?

– Сейчас, сейчас, не торопите, – взялся кончиками пальцев за переносицу исстрадавшийся Журавский. И решился, хотя его монолог отличался бессвязностью: – Вы еще молоды, пожалуй, слишком молоды, чтобы понять взрослого человека, для этого надо прожить столько, сколько прожил я… Только не перебивайте, – а никто и не собирался, – мне ведь трудно сосредоточиться, сложно передать свои ощущения. Вы представьте: работа, дом, семья, дети, жена… Казалось бы, если ты приобрел в течение жизни этот нехитрый набор из человеческих устремлений, считай себя везучим. Но каждый день одно и то же, даже праздники проходят по одному сценарию, даже отдых на курорте превращается в нудную обязанность, когда должен делать то, что делают на курортах: смотреть, лежать, жрать. И не в скуке дело, а в том, что однажды приходит понимание: ты не хозяин себе, ты марионетка, у тебя режимная жизнь. Неважно, что можешь встать не в восемь утра, а в двенадцать, что можешь устроить скандал, если плохое настроение, или напиться вдрызг, неважен бунт, от этого режим не изменится. Не задумывались, почему мужчины изменяют?

– Вообще-то не задумывался, – сказал Эрнст.

– Потому что вы безнадежно молоды, – подхватил Журавский.

– Это недостаток? – спросил Ким.

– Это преимущество, – кисло улыбнулся Журавский, явно завидуя безнадежности собеседников. – Ладно, отвечу. Изменяют, потому что бегут от режимности, но попадают в новый режим, заимев любовницу. Их ждут те же обязанности, те же выяснения отношений, ложь, обманутые ожидания и как следствие – та же тоска. Нет, на начальном этапе возникает кажущаяся свобода… и быстро проходит, потому что везде все одинаково.

– Сняли бы девочку, она вам обошлась бы дешевле любовницы и не втащила б в режим, – нашел выход Ким.

– Хм! – снисходительно усмехнулся Журавский. – Девочку, говорите? Я достаточно обеспеченный человек, чтоб не ступать босыми ногами в дерьмо. Да что она умеет, ваша девочка, кроме примитивного секса? В Древней Греции существовала профессия гетеры, полагаю, необходимая для мужчин, особенно в кризисном возрасте. Гетера не только снимала сексуальное напряжение, но и развлекала интеллектуально, как и гейша в Японии. Секса могло не быть, впрочем, наверняка был, просто современные люди окружили ореолом романтики этих женщин. Гетера умела развлечь и отвлечь мужчину, дать совет, чему-то научить, ее профессия – существовать для него, не ставя рамок. А что такое проститутка? Тупая, вульгарная скотина из стада жвачных, в арсенале которой десять слов, и половина из них мат.

– Ваша теория занимательна, – сказал Эрнст, – ничего подобного я не слышал, но вы увлеклись.

– Нет-нет, я знаю, к чему веду. Так вот, в какой-то момент режим начинает угнетать, а вырваться из него… можно, но при этом разрушить до основания все, чего добивался всю жизнь. Где выход?

– И где же? – заинтересовался Ким.

– Мы не были с Биулиным друзьями, однако встречались то у знакомых, то случайно в клубах и ресторанах. Однажды он заговорил о моем самочувствии, я испугался, подумав про себя: неужели выгляжу как больной? Биулин успокоил, мол, всего-то у меня усталый вид, который бросается в глаза. Я сразу к зеркалу ринулся – все точно, выгляжу, как после бессонной недели. А за спиной стоит Биулин и добивает меня сочувствием. Я признался, что не пойму, как это случилось, но у меня полнейшая апатия ко всему и так далее. Тут он мне…