Елена Арсеньева - Мужчины Мадлен

– Как нет? – Глаза Короткова чуть, как любят писать господа беллетристы, не выскочили из орбит. – Ты же обещала, что принесешь!

– Вы мне тоже много чего обещали, – возразила Алёна. – И вообще, будьте любезны обращаться ко мне на «вы».

– Я обещал деньги отдать и отдал! – рявкнул Коротков, как эгоист и эгоцентрист игнорируя все местоимения, кроме первого лица единственного числа.

– Ага, только сразу и забрал, – кивнула Алёна. – Да еще и картину украл.

Коротков оставил это без комментариев, но голос чуть понизил:

– Ты же говорила, что…

– На «вы», плиз, – спокойно сказала Алёна, уже чувствуя, что электронный мозг компьютера останется цел и невредим.

– Вы, – проскрежетал Коротков, – говорили, что принесете деньги.

«Выходила к ним горилла, им горилла говорила, говорила им горилла, приговаривала», – вдруг вспомнила Алёна бессмертного «Бармалея». И как-то почему-то перестала бояться.

– Да, я говорила, вернее, писала в эсэмэске, что принесу деньги, но не просто так, а в обмен на информацию, – добавила Алёна. – Я готова заплатить ими, разумеется, за вычетом десяти тысяч вашего долга, – уточнила она и посмотрела на Короткова, который, надо отдать ему должное, стойко перенес «укол зонтиком», только перекосился малость (ну а кто не перекосился бы на его месте?!), – за сведения о том, кто вас ко мне подослал, или, выражаясь более доступным вам языком, кто вас на меня навел.

– Не лезла бы ты… не лезли бы вы не в свое дело! – хрипло заявил Коротков. – Не знаете, с кем связываетесь. Лучше бы подобру-поздорову отдали ему то, что ему надо, а мне деньги вернули, и все было бы нормально.

– Я не возражаю раздать всем сестрам по серьгам, – кивнула Алёна. – Мне и самой хочется, чтобы все было нормально. Но сначала я хочу повидаться с тем человеком и кое-что ему сказать. Можно с глазу на глаз, можно при свидетелях – мне, собственно, вшистко едно.

Черт знает, почему, наверное, из куража и чистой вредности она вдруг заговорила по-польски. Впрочем, «заговорила» – слишком громко сказано, по-польски Алёна знала только эти два слова, да еще совсем уж сакраментальные «дзенкуе бардзо», «пся крев», «польский гонор» и «ще Польска не сгинела». Однако на Короткова «вшистко едно» почему-то произвело впечатление.

– Ну ладно, – буркнул Шура. – Он сейчас придет. Тоже хочет с то… с вами, значит, встретиться.

В ту же минуту из приемной донесся встревоженный голос Киски:

– Погодите, вы к кому?

Коротков усмехнулся:

– А вот и он. Явился – не запылился!

Дверь открылась – и Алёна ахнула. На пороге стоял Виталий.

Вот уж кого она меньше всего ожидала увидеть… Значит, она все напутала со своей хваленой дедукцией? Выходит, так. И получилась у нее сущая индукция, а вернее всего, ерунда полная.

Виталий и Коротков! Ну и дела…

– Значит, все это подстроили вы? – не то с презрением, не то с изумлением проговорила Алёна.

Шеметов покраснел – но тоже, как недавно и Коротков, явно не от стыда, а от злости:

– Если тут кто-то что-то подстроил, так только вы! Мало того что вас черт принес куда не надо и когда не надо, так вы немилосердно вырубили меня в аэропорту! Вот уж не предполагал в женщине подобной жестокости! Ударили по голове, украли картину…

– Я вас ни по чему не ударяла, – спокойно, с полным сознанием своей невиновности (и мы все пойдем в свидетели того, что ни по чему она никого не била!) сказала писательница Алёна Дмитриева. – А что касается картины, то я ее купила, вы же ее у меня украли. Вы первый начали, покусившись на чужое имущество. А я всего лишь возвращала свое.

– Свое! – зло повторил Виталий. – Что б вы понимали, что тут свое, а что чужое!

– А мне и понимать нечего. Вы стащили пакет с картиной с транспортера, а значит, украли, все очень просто. Стащили – и деру. А эти ваши фокусы с ножичком!

– С каким? – неприветливо глянул Виталий.

– Да с вашим талисманом. Правильно вы говорили, что нельзя с ним расставаться, удача от вас сразу отвернулась!

– Ничего не понимаю, – насупился Виталий.

Его дешевое упрямство разозлило Алёну:

– Чего вы не понимаете? Того, что подбросили в мою сумку свой нож, чтобы меня тормознули на досмотре? Я вас, конечно, не запомнила тогда, зато вспомнила теперь и прямо вижу, ну ви-и-ижу, как вы с вымученной такой усмешечкой говорите: дескать, ножик мне понадобится, чтобы маникюр делать и бутылки открывать.

– И что тут криминального? – удивился Виталий. – Теперь я припоминаю, что действительно говорил нечто подобное в аэропорту Шарль де Голль… Но разве там были вы? Я помню какое-то прилизанное существо…