Людмила Васильева - ...И двадцать четыре жемчужины

— Если уж говорить начистоту, то недостатков хватает. Начиная с учебы в художественных институтах и училищах. Слишком мала там стипендия. А ведь некоторым не только на стипендию жить надо, но и материалы покупать — краски, холст, кисти, бумагу. А материалы дорогие. Когда институт окончен, мечтаешь о подлинно творческой работе, а попадаешь в комбинат. Там иногда такие заказы дают, что года через три можешь в халтурщика превратиться. Ведь в комбинате стараются угодить заказчику, а заказчики в большинстве случаев бывают несведущими в живописи.

А тем художникам, кто не хочет идти на поводу у заказчика и пишет по-своему, порой тяжело приходится. Влезают в долги, а потом ищут халтуру — расплачиваться-то надо. Некоторые пытаются открытки делать для издательства «Искусство» к Новому году, к Восьмому марта... Работать там трудно, нужна особая подготовка. И потом эти странствования по издательствам... Да что там, немало у художников в жизни подобных сложностей. И несмотря на то что наше государство так много для них делает. Что греха таить, судьба художника нередко зависит от знакомств, от протекции... Потому и случается, что становятся популярными художники небольшого таланта, а о тех, кто талантливее, но скромнее, зачастую знают немногие. Все это обидно и, конечно, очень отражается на творчестве...

Анохин спохватился:

— Может, я зря все это говорю, но вы поймите меня...

— Говорите, Павел Корнеевич, все это очень важно — ведь ни в одной стране не расходуется столько средств на развитие искусства, сколько у нас. И надо добиваться, чтобы эти средства шли по назначению. И наша с вами задача — бороться со злоупотреблениями. Поэтому необходимо о них знать. Но, пожалуй, художники сами во многом виноваты — не ведут борьбу с непорядками в ваших организациях, устраняются от этого.

— Многие не решаются на это, некоторые слишком сосредоточены на своем творчестве...

— Неужели художники такой безгласный, беспринципный и беспомощный народ, что защитить себя и своих товарищей не могут? Как хотите, Павел Корнеевич, но я в это как-то не могу поверить. И в райкомах партии есть работники, которые специально занимаются этими вопросами.

— Да, все непросто. Как правило, именно слабые художники стараются быть активнее, берутся за любое поручение — все для того, чтоб их с заказами не обошли. И надо сказать, к ним художественный Совет порой относится снисходительнее: принимает у них произведения слабые.

— Вот видите, они активные. А вы, зная о непорядках, почему же нигде с этим не выступите?

— Я же вам рассказал насчет своих дел. Это раз. Работал в бригаде халтурщиков — два. Характер неуживчивый, резкий, подлаживаться не умею. У меня тотчас же уйма противников наберется, а те, кто согласен со мной, будут сочувствовать, но вряд ли поддержат. Были уже тому примеры.

— Отдельные примеры еще не основание для категорического вывода. А вы бы попробовали, может, вас и поддержали бы. Не все же художники такие, как те, о ком вы рассказали.

— Вы правы, многие недостатки удается изжить. Есть среди нас настоящие борцы за справедливость и порядок. Но я сейчас говорю в основном лишь о том, что нам мешает нормально работать и жить. Взять хотя бы дела с мастерскими: их приходится подолгу ждать. А до тех пор мыкаются — в школах, в ЖЭКах пристраиваются, в подвалах. А «выстрадают» мастерскую — глядишь, и силы уже ушли, и здоровье.

Ну и «наплакался» я вам, Герман Иванович. Но не потому, что нытик. Иногда внутри все так и кипит... Эх! Невыдержанный я человек, а вот не жалею, что все высказал. Я ведь только недавно получил свою мастерскую. До этого работал у Пожидаева. Он мне, как говорится, угол сдавал. И этому я был тогда рад. Вот и свела меня судьба с этим Пожидаевым, да и с Эньшиным тоже. Потом они-то и стали меня упрекать в неблагодарности, считая себя благодетелями. А дальше работал в бригаде...

— Ну что ж, я благодарен вам за откровенный, смелый разговор. И с вашего согласия доведу его до людей компетентных и ответственных. Надеюсь, что это не последняя наша встреча. Возможно, еще придется к вам обратиться. Вы не против?

— Пожалуйста. Но учтите, что я самый рядовой и, сами видите, весьма нескладный человек.

— Ну, зачем же так умалять себя? Скажите, из тех деятелей Художественного фонда, которых я вам назову, кого вы знаете, с кем приходится общаться?

Шульгин назвал несколько фамилий.

О многих Анохин слышал. Вот и Дальнев...

— Этого знаю. Тихий, вежливый, но жестокий и пройдоха. Да что говорить — он приятель Эньшина, у них общие дела.