Людмила Васильева - ...И двадцать четыре жемчужины

— Я взял на всякий случай акварель. Может, наброски удастся сделать...

— Я уверена, увидите Ригу и захотите поработать.. Знаете, Павел Корнеевич, у меня почему-то такое впечатление, что вы живете чересчур замкнуто, отгораживаетесь от людей. И редко участвуете в выставках.

— Это верно. Нести свои работы на совет или выставком для меня просто мука. Пока пишу картину или эскиз, вроде и уверенность есть. А как соберусь показать — сразу сомнения, страх. А насчет замкнутости... таков уж я по натуре. Активности не хватает, это верно. Но первая задача художника — писать хорошие картины... Эх, не то я, не то говорю, но вы, Нина Ивановна, не удивляйтесь. Мне сегодня петь, смеяться хочется, даже стихи вспоминаются лирические... Такое настроение...

— Правда? Люблю, когда люди радуются. А то вы мне казались несколько суровым и угрюмым.

— Я, конечно, далеко не весельчак, не считаю себя и добряком, злости во мне хватает... А вот с вами... С вами мне как-то славно... Вы такая...

— Ну довольно, Павел Корнеевич, очень вас прошу... Ни к чему это...

— Простите. И ради бога, не считайте меня пошляком. Бывают такие минуты, когда хочется высказать сокровенное... Не сердитесь.

— Да я и не сержусь... Заговорились мы с вами, Павел Корнеевич, уже поздно. Доброй ночи. А по Риге мы с вами обязательно походим.

На следующий день на заседании совета вместе с представителем Художественного фонда отбирались работы для художественной лотереи. Было намечено просмотреть все за четыре дня: живопись, графику, произведения прикладного искусства.

После заседания художники разошлись, а Нина предложила Анохину погулять по городу.

Вечер был мягкий, приятный, несмотря на туман. Они пошли старинными кварталами. В эти часы людей на улицах было мало. Нина и Павел то останавливались у какого-нибудь дома времен средневековья и с интересом разглядывали его фасад, а то их внимание привлекал кованый фонарь, четко проступавший на фоне еще светлого неба... Обоих захватило очарование старины. И эта общность ощущений невольно сближала их.

Подошли к Домскому собору. Он был закрыт. Павел взял Нину за руку, и они не спеша пошли дальше. Было радостно и тревожно. В сквере сели на скамью. Нина чувствовала: что-то должно было вот-вот произойти. Молчание становилось тягостным, и она первая нарушила его:

— Павел Корнеевич, а ведь вы еще совсем недавно избегали меня...

— Никогда.

— Как же, вспомните. Я должна была побывать в вашей мастерской, и вас предупредили об этом, а вы ушли как раз в это время. Как это понимать? Конечно, я после этого не пыталась больше навестить вас.

— Не стану отрицать, я и в самом деле почему-то боялся этого визита. Даже не могу объяснить... Но теперь-то вы придете?.. Скажите же, Нина...

Павел взял ее за плечи, приблизил к ней лицо, и она безотчетным движением вдруг прижалась к нему.

На другой день Павел проснулся с радостным ожиданием встречи с Ниной. Его радовало и то, что не надо противиться нахлынувшему чувству.

Павел спустился в вестибюль гостиницы, где был назначен сбор, и сразу же увидел Нину. Он подошел к ней. Шепнул едва слышно:

— С добрым утром, радость моя...

Он смотрел на Нину, и так мило было ему и ее порозовевшее от его слов лицо, и доверчивое движение, каким она протянула руку, дав задержать ее дольше обычного. Ему так хотелось сказать ей что-то особенно приятное, ласковое, но он не мог найти нужные слова, а те, что приходили на ум, казались избитыми, неспособными выразить его чувства.

Наконец все собрались и направились к автобусу, и тут к ним подошла служащая гостиницы:

— Товарищи, кто из вас Анохин? Предчувствие какой-то опасности ударило Павла словно током.

— Я Анохин.

— Вам звонит жена, подойдите к телефону.

Павел поднял трубку. Голос Симы звучал так ясно, будто она была рядом:

— Павлуша, немедленно выезжай... нет, лети самолетом... Андрюша болен, ему очень плохо... зовет тебя...

— Но что с ним?

— Подозревают менингит. Вылетай быстрей.

— Конечно, конечно. Только успокойся... Сейчас же выезжаю. Не отчаивайся... Все обойдется.

Нина сразу по лицу Павла поняла — случилось что-то очень плохое. Она не успела спросить, а он сам сказал:

— Заболел сын... Кажется, менингит... Я уезжаю. Когда Павел приехал домой, нашел на столе записку: «Павлуша! Приезжай срочно в Морозовскую больницу. Жду»

В больнице Павел разыскал Симу. К Андрюше их не пустили, и они остались, чтобы дождаться профессора. Он мельком взглянул на них и поспешил успокоить: