Андерс Рослунд - Дитя мрака

Бауэр открыл портфель. Разложил на полу девять фотографий с камер наблюдения в больших аэропортах, те самые, какие раньше раскладывал на письменном столе Херманссон.

Восемь крупнозернистых черно-белых фотографий по кругу, девятую — в центр круга.

— Нам также известно, что в последнее время румынские власти инициировали несколько проектов социального характера, касающихся бездомных детей, которых они до сих пор игнорировали. Проблема в том, что румынские власти действуют так же, как немцы, шведы и многие другие европейские соседи, — передают дело в руки частных консалтингов.

Он опустился на колени, не обращая внимания на грязный пол.

— Доринел Кирою.

Снимок в центре, лицо мужчины.

— Сорокадвухлетний румынский гражданин, о котором я говорил раньше. — Бауэр снова порылся в портфеле, достал цветную брошюру на дорогой, глянцевой бумаге. — Доринел Кирою. На сей раз не черно-белый и не в ожидании самолета.

Костюм и галстук. Белые зубы и загорелая кожа. Улыбается профессиональному фотографу.

— Фото с презентации консалтинговой фирмы «Child Global Foundation», сделанное, когда румынские власти поручили им реабилитацию двухсот бездомных бухарестских детей.

Лицо, которое должно было внушать доверие, когда бездомные дети стали источником наживы.

— Румынские власти оплачивают услуги целого ряда частных консалтинговых компаний, большинство наверняка работают замечательно и, вероятно, вправду улучшают положение бездомных детей. Но это улыбающееся лицо из глянцевой брошюры «Child Global Foundation» оказалось обманом.

Он положил брошюру рядом с черно-белыми фотографиями.

Реальность и ложь.

— «Child Global Foundation» получила солидные ассигнования — по десять тысяч евро на ребенка. Всего миллион девятьсот сорок тысяч евро на сто девяносто четыре ребенка. Румынское правительство полагало эту сумму достаточной, чтобы закрыть проблему.

Голос у Бауэра был довольно высокий, но звучал не монотонно. Он говорил, а Гренс, Сундквист, Херманссон и Огестам сидели и слушали. Когда он в третий раз слазил в портфель и разложил на полу счета, квитанции, свидетельства о регистрации, слышен был только ветер за темным окном.

— Доринел Кирою и восемь его подельников раскошелились на двадцать пять тысяч евро, чтобы купить пять подержанных автобусов. Тысячу евро они уплатили за двести комбинезонов разных размеров. Одиннадцать тысяч — за билеты на самолет, горючее, еду.

Он шагнул к стене в поисках места для последнего документа.

Обыкновенная таблица из обыкновенной бухгалтерской программы, распечатка с одного из ныне конфискованных компьютеров фонда «Child Global Foundation».

Простенькая программа, в одной колонке доходы, в другой — расходы, такими пользуются обычные предприятия при продаже зубной пасты, стульев или картофеля.

Но здесь речь шла о других продуктах.

О детях.

О детях, которые никому не нужны.

— Избавиться от ста девяноста четырех детей в пяти городах стоило тридцать семь тысяч евро. Месяц-другой работы — и барыш в миллион девятьсот три тысячи евро. Без малого двести тысяч евро на нос! В Румынии большинство глав семей не зарабатывают столько за всю жизнь.

Хорст Бауэр отряхнул брюки от пыли. Он старался говорить спокойно и без эмоций, отчет полицейского о ходе расследования.

Однако тут он не выдержал.

— Великолепно, а? — Он всплеснул руками, немецкий акцент усилился. — Способы наживы на детях, на которых нам плевать, особенно виртуозны там, где проблема стоит крайне остро.

Марианна Херманссон снова была в Викшё, где приемный отец запихнул полотенце в рот румынскому мальчику и сравнивал его с шведскими детьми, с которыми работал много лет, с детьми, что подвергались сексуальному насилию, продавали себя, употребляли наркотики, жили в туннелях и парках Стокгольма.

— Отбросы.

— Простите?

— Дети-отбросы. Это выражение я услышала вчера.

Бауэр нагнулся собрать свои бумаги.

— Я всю жизнь работал в полиции. Почти сорок лет. И что в итоге остается? — Его голос звучал устало. — Не очень-то много. Расследования убийств? Вряд ли. Расследования массовых убийств? Нет. — Пол опустел, светлый линолеум выглядел так же безобразно и неряшливо, как раньше. — Но это… Дети как статьи бухгалтерской программы. Дети как издержки, как расходы, которые обдумываются, взвешиваются, просчитываются. В Румынии, которую мы долго презирали. Но также и в Германии. А теперь и у вас в Швеции. Дети, которые нам не нужны, которых мы не ищем, которые прячутся, потому что не вправе существовать.