Ларс Огестам положил ладони на письменный стол, опустил локти, не сводя глаз с человека, который никак не мог успокоиться.
— Ты выбит из колеи, Эверт. Тебе необходимо поспать. Иди. А я попробую тебе помочь.
*
Болел затылок, от плеч до того места, где когда-то была кромка волос. Если бы он сейчас осторожно оторвал голову от высоковатого диванного подлокотника и, как обычно, скатился на пол, боль наверняка бы немного отпустила, не отдавала бы так сильно в спину, лоб и темя.
Но Эверт Гренс ложиться не собирался. Времени не было. Вдобавок поспать ему советовал Ларс Огестам. А когда он ушел из прокуратуры и добрался до Крунуберга и собственного кабинета, на письменном столе трезвонил телефон. Он не ответил, и тогда зазвонил мобильник во внутреннем кармане куртки. Комиссар опять не ответил, и опять зазвонил стационарный телефон на столе. В конце концов он, совершенно без сил, снял трубку и услышал голос медсестры из Софиахеммет:
— Ее состояние несколько изменилось.
Он не ответил, не пошевелился.
— К лучшему.
Анни впервые за сутки начала дышать самостоятельно. Аппарат искусственной вентиляции легких отключили. Мощная доза антибиотика подействовала и уже уничтожала опасные бактерии.
Он не особенно обрадовался. Не так, как должен бы. Чувствовал только безумную усталость, медленно прошел к дивану, лег на потертую обивку, свернулся калачиком, неловко положив голову на подлокотник, и уснул, не успев поймать ни единой мысли.
— Ты искал меня.
Вот что его разбудило. Голос. На пороге стояла Херманссон.
— Ты оставил сообщение. Я не сообразила, что ты спишь. Могу…
— Я не сплю.
Он таки скатился на пол и теперь, став на колени и упершись руками в край дивана, поднял на ноги свое грузное тело. Херманссон смотрела в усталые глаза, вспоминала ночной разговор, когда он решился открыться.
— Как она?
— Кто?
— Анни.
— И ты туда же? Тебя это не касается.
Он танцевал с ней в кафе. Ни свет ни заря заставил ее двигаться в тесном пространстве между музыкальным автоматом и сервировочным столиком. Белая рубашка под кожаной коричневой портупеей, такой же старой, как и обивка дивана.
— Я звонил, потому что хотел быть в курсе. Хотел узнать о детях, о твоем расследовании.
Она тоже не спала ночь. Пыталась прилечь утром на минутку, пошла домой, в квартиру на западе Кунгсхольма, чувствовала, как тело требует отдыха, но из головы не шел визит в Викшё, ужин, закончившийся приступом на полу в кухне.
— Эти дети уже развалины. Поведение и реакции как у конченых наркоманов.
Она описала, как они боялись сесть за накрытый стол, как случился припадок эпилепсии и как привычно им, судя по всему, видеть товарища, потерявшего над собой контроль.
— Я устал и прошу тебя перейти к делу.
— Это и есть дело.
Она не такая, как Эверт. Не умела прикидываться невозмутимой. Ей необходимо выплеснуть из себя все, что мешает, тогда она сможет идти дальше.
— Мне не интересны твои чувства. Мне интересно, как продвигается расследование.
— А я хочу, чтобы ты выслушал. Я как раз и веду к делу.
Он ей не нравился. И она не боялась его. То, ночное чувство снова вернулось. Она жалела его.
— Двенадцатилетний мальчик лежал на полу, прикусив полотенце. И он… он всего лишь один из них.
Марианна Херманссон продолжала рассказ так, как считала нужным, со своей точки зрения, а не с позиций этого пожилого, очень одинокого мужчины.
Еще сорок два ребенка в плохом физическом и психическом состоянии были размещены в приемных семьях в окрестностях Стокгольма.
Временно.
Социальное ведомство сообщило утром, что не намерено платить за детей до тех пор, пока полиция не закончит расследование. Они оплатят издержки за неделю, а потом отправят детей на родину.
Марианна Херманссон попыталась перехватить усталый взгляд Гренса.
— И, Эверт, со ссылкой на какой-то параграф гражданского законодательства, я забыла какой… возьмут младенца под опеку.
— Младенца?
— Ребенка Нади.
— Это важно для расследования?
— Это важно для меня!
Гренс зевнул, потянулся. Попросил Херманссон немного подождать и пошел в коридор к кофейному автомату. Ему надо проснуться. Первую чашку он выпил сразу, как только она наполнилась, снова нажал на кнопку и, взяв еще одну порцию, вернулся в кабинет.
— Думаю, мы очень близко.
Херманссон заметила, что он не спросил, хочет ли она кофе, значит, уже не тревожится, Анни стало лучше.
Читать дальше