Дети словно отбросы.
Она не ответила, просто включила зажигание и поехала прочь, слишком быстро, учитывая заснеженные дороги.
Опять зевок, глаза пощипывает, пальцы на клавиатуре, на дисплее следующий документ, но тут кто-то резко распахнул дверь:
— Херманссон.
Эверт Гренс не постучал, просто ввалился в комнату.
— Заходи.
Он уже успел сесть, когда она оторвала взгляд от экрана.
— И пожалуйста, садись.
Щеки у него красные, шея тоже. На виске пульсирует жилка, как всегда, когда он взволнован.
— На трупе слюна.
Она посмотрела на него. О чем это он?
— Женщина в больничном кульверте. На ее теле слюна. Кто-то ее целовал. И этот кто-то, вероятно, встретился ей там, в туннелях, где она умерла. — Не ожидая ответа, он продолжал так же возбужденно: — Завтра. Анализ ДНК в Государственной экспертно-криминалистической лаборатории. В Линчёпинге. И все станет ясно. — Гренс улыбнулся. — Девочка, Херманссон. Дочь. Понимаешь? Она жива.
Шумный комиссар, насчет которого она так и не решила, симпатизирует ли ему или просто терпит, с силой хлопнул рукой по ее письменному столу. Схватил недопитый стаканчик с холодным кофе и залпом осушил. Встал, прошелся по комнате, обходя стопки бумаг на полу.
— Есть хочешь, Херманссон?
— Успокойся.
— Сейчас четверть четвертого. Значит, кафе на Цельсиусгатан только что открылось. Никаких итальянских булок, никакого кофе с молоком! Там подают нормальный завтрак, он-то нам и нужен.
— Вообще-то я не особенно проголодалась.
— Аппетит приходит во время еды. Мне нужна твоя помощь. Чтобы сдвинуться с мертвой точки, я сперва должен понять, как, черт возьми, четырнадцатилетняя девочка может пропасть на два с половиной года? В этой стране? При всей пресловутой защищенности и всех пресловутых социальных моделях, которыми восхищается и которые копирует весь мир? Я должен понять это еще до утра; по-моему, Херманссон, нужно срочно ее разыскать.
Снаружи стоял мороз, она это знала и все-таки удивлялась, как сильно он щиплет ей щеки, как трудно дышать, как тяжело идти.
Кунгсхольм лежал опустевший, квартал, обитатели которого были сейчас в других местах.
— Она же девочка.
Гренс двигался медленно, левая нога, казалось, беспокоила его больше прежнего.
— Да?
— Мы говорим о конкретном случае. Почему пропадает ребенок? Потому что это девочка, Эверт.
Он остановился, обеими руками потер левое колено.
— Знаю.
— И не понимаешь? Ведь так оно и бывает. И всегда так было. Девочка, которой плохо, молчит, уходит в себя. Мальчик протестует, хулиганит. Мы с тобой каждый день видим последствия. Мальчики — почти в каждом деле на твоем столе.
Она услышала, как у него в колене что-то щелкнуло. Два раза, громко, навязчиво, как пистолетный выстрел. И он зашагал дальше.
— А девочек не видно, Эверт. Потому что общество предпочитает мальчиков, которые дают выход своим эмоциям. Проводя полицейские операции, мы видим только мужчин, хватаем их, допрашиваем, сажаем. Хотя и я, и ты, и все остальные в этом здании знаем, что есть и женщины-преступницы, и их немало. Однако они интересуют нас гораздо меньше, потому что женщин реже приговаривают к тюремным срокам, а нам нужен результат, нужно закрыть дело.
Пять скользких ступенек, красная деревянная дверь с запотевшими стеклами. Херманссон оглядела обшарпанное кафе. Ночь на дворе, мороз донимал людей, рискнувших покинуть свои дома, кафе только что открылось, а половина мест уже занята.
— Ты ведь знаешь, за одинаковые преступления мужчинам и женщинам выносят разный приговор. На женскую преступность мы смотрим не слишком серьезно. Мы невежественны и полны предрассудков, Эверт. Демонизируем преступников-мужчин и маргинализируем женщин.
Стойка напоминала скорее кухонный стол — кофейники и большие тарелки с ломтями сыра теснились среди мисок с кашей и яблочным муссом.
— Что возьмешь?
— Булочки и кофе с молоком.
Гренс фыркнул:
— Я же сказал, здесь подают нормальный завтрак.
— Заказывай сам.
Посетители теснились один возле другого, таксисты и разносчики газет, подростки на пути домой. Она поискала свободный столик и наконец нашла один, втиснутый между пестрым музыкальным автоматом и некогда белым холодильником.
Гренс шел за ней, с двумя чашками кофе в руках.
— Остальное принесут через несколько минут.
Херманссон взяла одну чашку.
— Я не закончила.
— Я так и думал.
Она глотнула кофе. Горячо, обжигает горло.
Читать дальше