Александр Горохов - Забытые на обочине

Подсчет дал цифру - двести тридцать пять долларов, и значимость суммы ничего ему не сказала. Он не числил валюту за деньги. Ему и в голову не приходило, что на сегодняшний день самая убогая старуха в Москве отлично ориентируется в валютном курсе и в редкой русской семье под матрацем не хранятся на "черный день" именно американские доллары. Доллар, утверждалось - он и в Африке доллар.

А Гриша помнил одно: доллары - это опасная штука. Обмен их - дело противозаконное, за такую операцию можно плотно сесть за решетку.

Он аккуратно уложил всю свою наличность обратно в сумку и наткнулся на красную папку. Он снова припомнил, что записать историю своей беды его заставил молодой врач-латыш ещё в Риге, заверял, что это поможет ему, Нестерову, вырваться из сумасщедшего дома и ничего, кроме пользы такая работа не принесет.

- Ты должен все записать и потом все забыть. - толковал врач и фамилия его была Зирныньш. - Запишешь, а потом мы все сожгем, а ты сотрешь с коры больших полушарий мозга все события. И это тебя больше не будет тревожить.

- Как писать? - неуверенно спросил Гриша.

- Как птичка поет! - засмеялся Зирниньш. - Что было, то и запиши! Ты не Лев Толстой, тебе уметь писать не надо! Это у тебя вместо медицинских процедур!

- Записки сумасшедшего? - попытался пошутить Гриша, а врач тому лишь обрадовался.

- Ага! Ты пиши, пиши, ничего не бойся! Я тебе помогу! Только вот что... Себя не называй. Про себя под чужой фамилией напиши. Так. На всякий случай.

Теперь Гриша раскрыл папку и текст, напечатанный на машинке, поначалу показался настолько чужим, что никакого отношения к нему не имел. Но уже со второй страницы он заволновался. Все так и было! И, кажется, произошло только вчера!

"СИНИЙ СВЕТ"

документальная хроника сумасшедшего эпизоды 1989-1991

Эпизод 1. Вступление. Афганистан.

Мотострелковый полк уходил к перевалу. Утром покушали консервы и доели вчерашнюю баранину. У Сани Говорова очень заболел живот. Колонна прошла на марше километров двадцать, углубилась в горы и Саня жутко навонял в бронетранспортере. Когда остановились, старший лейтенант Синицын выгнал Саню в кусты. Он взял автомат и пошел. Он сел за скалами и стало легче. Он слышал, как колонна пошла дальше, но встать не мог. Ему было очень плохо. Было очень душно и жарко. От страха он сошел с ума. Мимо прошел отряд душманов и Саня спрятался.

Ночью за ним пришел лейтенант Синицын. Главное, автомат не пропал. Саня Говоров стал дезертиром.

Эпизод 2. Прибалтийский Военный округ. Сумасшедший дом в Балтийске.

В девять часов серый февральский рассвет высветил зарешоченные окна палаты. Санитар Петрович выключил синие лампочки ночного освещения. Он поднял с койки возле дверей хилого парнишку и оба пошли на кухню, на первом этаже корпуса. Было воскресенье, поэтому старшины утренней зарядки для психов не проводили, по собственному желанию её никто не делал.

Саня Говоров вылез из-под одеяла, натянул кальсоны и старый халат синего цвета, сунул босые ноги в тапочки и поплелся в туалет.

Вода из крана хлестнула холодной. Он без удовольствия подставил стриженую голову под струю, простоял так с минуту. Легче не стало. Все тот же тугой железный обруч невидимо сжимал череп, проламывал затылок и виски. В ушах стоял ровный, безостановочный гул.

В туалете, за спиной Сани, кто-то тужился, кряхтел и ругался. Резко пахло хлором и все вокруг было мокрым: цементный пол, стенки, потолок. Все было открытым. Кабинки, палаты, ни одной двери. Человеку здесь негде было побыть одному. Это отделение психиатрии про Балтийском флотском госпитале, Прибалтийского Военного Округа.

Саня подошел к окошку, вытер мокрую голову полой халата. Оконце было маленькое, без решетки. В него можно было просунуть только кулак. Но через эту бойницу видна была часть парка и угол основного корпуса Морского госпиталя. Ночью выпал снег, тяжелый и сырой. Рыхлым саваном он накрыл парк, тяжело налег на черные ветви деревьев. В окнах Морского госпиталя света ещё не зажигали, а ночной, контрольный и синий, в палатах для душевно-нормальных больных не полагался. Синий свет горел по ночам только у психов, в их отделение. В палатах основного корпуса ещё не просыпались, там было спокойно и тихо, там будут спать сколько захотят, потому что воскресенье.

Саня сжал зубы, стало до дрожи зябко. Но он подавил в себе эту горькую безнадежную волну и вернулся в Большую палату. За пять дней пребывания здесь он привык называть её как все психи: "Большой кубрик".