Мария Амор - Дар шаха

– Мадемуазель, конечно, заявит что угодно, лишь бы освободить доктора.

– С какой это стати? Я говорю чистую правду!

– С той стати, что мадемуазель – невеста подозреваемого.

– Ничего подобного! Я как раз невеста доктора Стефанополуса.

Александр даже не вздрогнул.

– Тогда почему вы свидетельствуете против вашего жениха?

– Я не свидетельствую ни против, ни за, а говорю чистую правду. Не знаю, кто убил Турова, но это точно не доктор Воронин. Он был его другом, он благородный человек и преданный больным врач.

– А почему вы промолчали, когда увидели, как доктор Стефанополус подкинул орден?

– Но я понятия не имела, что это был орден. Если бы я, скажем, видела, что доктор Стефанополус вытащил у доктора Воронина кошелек, тогда я бы, конечно, сразу подняла шум. Но я всего-навсего увидела, как доктор Стефанополус возвращает доктору Воронину носовой платок. С какой стати я должна была звать полицию?

Реза-хан повернулся к Воронину:

– Что скажете? Зачем Стефанополусу обращать внимание следствия на вас? Вы же сами утверждали, что он не может быть убийцей Турова.

Елена пискнула:

– Надо проверить алиби каждого, кто…

Реза-хан хлопнул ладонью по столу:

– Замолчите, мадемуазель Емельянофф!

Елена сердито натянула платок на волосы. Сертип говорил и держал себя так, словно имел полное право карать и миловать по собственной прихоти. Но чего он хочет? Выяснить истину или взвалить всю вину на Воронина? Реза-хан будет делать только то, что выгодно ему. А что ему в данных обстоятельствах выгодно? Почему он заткнул рот Елене, едва она упомянула об алиби? Не потому ли, что у самого нет объяснения, что он делал в это время?

Александр шагнул вперед:

– К сожалению, я не могу объяснить, зачем доктору Стефанополусу так себя вести. Он мог бы предполагать во мне соперника, но раз мадемуазель Емельянов обручилась с ним, этот мотив отпадает, а никакой другой причины я придумать не могу. Если бы он действовал так, как я предполагаю, он должен был подложить этот орден вам, сертип.

Елена покраснела до корней волос.

– Тогда он еще не знал, что я соглашусь. Он как раз очень опасался, что я выберу доктора Воронина. Я согласилась только, когда увидела, что доктора Воронина арестовали.

От неожиданности Александр лишился дара речи. Невольно сделал шаг к ней, но жандарм тут же ухватил его за плечо. Он попытался поймать ее взгляд, чтобы хотя бы взглядом выразить ей свое презрение, но невеста Стефанополуса упорно глядела теперь только себе под ноги.

– Так, саркар ханум, уважаемая госпожа, вам следует вернуться домой, – постановил Реза-хан. Приказал комиссару: – Пошлите полицейских проводить мадемуазель Емельянофф. Правительство пало, в городе беспорядки. Для иностранцев сейчас небезопасно.

Елена встала, помешкала, хотела что-то сказать, но только вскинула голову и вышла. Александр отвернулся. Женщина, которая отдала руку другому, как только убедилась, что его арестовали, не стоит даже его взгляда. Сейчас следовало придумать, как заставить полицию арестовать убийцу.

Упоминание беспорядков объясняло, почему сертип так внезапно заинтересовался расследованием. Или он уже захватил власть, или собирается захватить, а для этого ему позарез нужна Казачья бригада. А значит, в глазах казаков он должен быть абсолютно чист от подозрений в убийстве их любимого командира. Но против него слишком много улик, и почему-то он даже не хочет объяснить, где был в момент преступления. Он и Елену сразу прервал, стоило ей заговорить об алиби. Лишенный покровительства и защиты, русский эмигрант вполне устроил бы его в качестве козла отпущения, но тут возникла Елена с ее неудобными показаниями. Пришлось Реза-хану явиться в назмие и разбираться лично. Что ж, этим следует воспользоваться.

– Если доктор Стефанополус не убийца, тогда как у него оказался этот орден? – спросил комиссар.

– Я могу все объяснить, – ответил Александр.

– Вы знаете, кто убийца?

– Знаю и могу доказать.

– Кто? – Реза-хан требовал ответа, четкого и однозначного, как военный артикул.

Вместо этого Воронин только выразительно тряхнул скованными руками. Реза-хан нетерпеливо шевельнул бровями, жандарм тут же снял наручники. Александр потер запястья.

– Я свободен и больше ни в чем не обвиняюсь?

Огаи-Низами прибег к привычному способу ускорить мыслительный процесс – набрал в грудь воздух и принялся маленькими порциями выдувать его: пуф-пуф-пуф-пуф. Реза-хан не стал ждать, пока неповоротливые жернова в комиссарской голове перетрут услышанное, выпалил: