Мария Амор - Дар шаха

– Упало давление.

На своем мониторе я продолжал следить за собственными действиями. Мямлю Паркера перебил взволнованный голос Екатерины:

– Доктор Воронин, взгляните на наш монитор! Судя по второму и пятому отведениям, это массивный инфаркт.

Я взглянул. Она была права, инфаркт. Екатерина уже отдавала указания:

– Доктор Паркер, поддерживайте давление. Доктор Воронин, качайте! Протокол ACLS. – Вообще-то руководство реанимацией должен был взять на себя анестезиолог, но мямля Паркер утонул в своем бассейне и упустил момент. Я немедленно принялся качать грудную клетку. Через минуту захрустели ребра: крошечный, деликатный Уорнер ломался в моих руках. Я с ужасом чувствовал, как жму ему на грудную клетку, но продолжал: я слишком боялся потерять его.

Екатерина уверенно командовала:

– Дайте ему капельницу нитроглицерина! Останавливается сердце! Адреналин!

Я подумал: «Сейчас будет: мерцание желудочков», и ее голос тут же ответил эхом:

– Мерцание желудочков!

Теперь я даже с некоторым любопытством ждал, что она предпримет дальше.

– Один миллиграмм адреналина, быстро!

Она разыгрывала реанимацию как по учебнику. Паркер ввел адреналин внутривенно, вызвал дефибриллятор. Екатерина взяла электроды:

– Отойдите, доктор Воронин, даем шок! Двести джоулей.

Наложила электроды на грудную клетку. Линия на кардиомониторе стала прямой. Ну же, Марк, давай поднатужься! Снаружи тебя ждет жена-старушка. Мы стояли и с замиранием смотрели на экран. Наконец появился синусовый ритм: сердце билось нормально. Паркер пришел в себя и проверил у пациента пульс.

Тело было спасено, осталось убедиться, что и мозг пережил случившееся. Я быстро заварил сосуды, рану зашили, наложили повязку. Паркер разбудил больного.

– Марк, как вы себя чувствуете? – Вот теперь я убедился, что голос Екатерины способен звучать ангельски нежно.

– Ммм. – Он поморгал, сморщился. – В груди очень болит.

Все с облегчением заулыбались и принялись наперебой поздравлять его. Я кивнул Екатерине:

– Доктор Соболева, давайте вместе все объясним жене нашего Лазаря.

Нам предстояло представить миссис Уорнер сломанные ребра мужа так, чтобы она была нам благодарна, а не накатала жалобу. Но едва я снял перчатки, как раздался звонок. Взглянул – мать. У нее есть этот удивительный дар звонить не вовремя. И не ответить нельзя: сегодня я пропустил уже три ее звонка. Из многолетнего опыта я знал, что за пропущенным четвертым начнутся обиды.

– Екатерина, идите к миссис Уорнер, я вас догоню. – Отошел за угол. – Мам, прошу тебя впредь никогда ничего не говорить обо мне и о моих делах Патрику.

– Саша, о чем ты? Да я ничего не знаю, что я могу ему сказать? Мне в голову не приходило, что это какой-то страшный секрет. Ведь он прекрасно знал, что нас с тобой ограбили из-за этого газыря. И что? Патрик – это практически семья!

Это меня взбесило:

– Может, он твоя семья. А моя – мой прадед Александр Воронин, мой дед Михаил Воронин и мой отец Артем Воронин, но никак не прохиндей Патрик Донован. Небось он и письма твои украл.

– Я не желаю этого слышать! Я совершенно точно знаю, что это не мог быть Патрик!

– Откуда ты знаешь?

Она запнулась, но тут же твердо заявила:

– Знаю, и все. Я не обязана перед тобой отчитываться. Ты плохо к нему относишься и постоянно издеваешься над беднягой! Он не совершил ничего ужасного, напротив, открыто пришел и предложил тебе исключительно выгодную сделку. Как насчет того, чтобы просто подумать над его предложением?

– Мама, я не стану продавать единственную вещь, оставшуюся от прадеда. Я не настолько нуждаюсь в деньгах, чтобы торговать памятью собственных предков.

Быстро распрощался и поспешил за Екатериной. Ох, напрасно я отослал ее в одиночку умасливать старушку Уорнер. Беседа с родственниками требует деликатности и опыта. Любое осложнение в ходе операции близкие могут счесть результатом неправильных действий врача или чудом спасения больного. Здесь бесконечно много значат выбор слов, интонация. Я влетел в зал ожидания в надежде успеть исправить впечатление. И сразу понял, что опоздал: миссис Уорнер спешила мне навстречу, протягивая тонкие дрожащие руки и светясь от счастья:

– Доктор, дорогой доктор, спасибо, что спасли Марка!

Екатерина стояла рядом и улыбалась. Оказывается, она умела улыбаться не только ртом и глазами, но даже бровями. И на щеках у нее оказались ямочки. Она бросила мне веселый взгляд, в котором читалось: «А вы, доктор, во мне сомневались? Ай-ай!»