Мария Амор - Дар шаха

– Это было наше общее усилие, миссис Уорнер. Вот доктору Соболевой скажите спасибо, она главный кудесник.

Кудесник не кудесник, но правда молодец. Не растерялась и с честью выдержала первое настоящее испытание. Я хотел позвать ее после работы в бар – отпраздновать боевое крещение, но вспомнил бицепсы Дениса, вспомнил параграф, устанавливающий рамки отношений старших врачей с резидентами, и воздержался. Только когда вернулись в операционную, спросил:

– Доктор Соболева, вы вроде искали теннисный клуб? Если хотите, я с радостью порекомендую вас в своем «Гриффине». Корты у них отличные. Старейший кантри-клуб, в нем еще Эррол Флинн и Хамфри Богарт состояли.

– А теперь кто?

– А теперь такие, как я. Что делать, все в мире катится по наклонной. Зато от госпиталя всего четверть часа.

Только потом я подумал, что клуб был дорогой, резиденту не по карману, и пожалел о своем предложении. Но она вступила. С тех пор время от времени я видел ее на корте, один раз даже сыграл с ней. Играла она хорошо, но я поднапрягся и все же выиграл в третьем сете на тай-брейке, чем, само собой, остался очень доволен. Больше я с ней не играл – слишком дорожил одержанной победой. Екатерина нагло использовала приемы, которые Международная федерация тенниса давно должна была бы запретить, – при каждом скачке махала косой и доставала мячики из трусов. Да, и еще мне неприятно было играть под тяжелым взглядом Дениса, который ждал ее на скамейке. Сдавалось, у мужика нет другого дела, кроме как сторожить свою девушку.

В следующий раз, когда нам снова выпало работать вместе, она пожаловалась на боли в шее от постоянного неудобного положения у операционного стола. Я посоветовал связаться с моей матерью – мать буквально дифирамбы пела своей преподавательнице йоги.

А в бар я повел Самиру. В конце вечера предложил пойти к ней. Каждое наше свидание заканчивалось у меня, и мне было любопытно взглянуть, как живут знаменитые актрисы до того, как становятся знаменитыми. Но Самира отмахнулась:

– Нет, что ты! У меня сущая конура, и та вся забита моей обувью. У тебя гораздо приятнее.

В том, что ей было приятно в моем доме, я не сомневался. Она не спешила покидать его. Я уезжал на работу рано, в это время она еще дрыхла, разметав по подушке гриву и выставив из-под одеяла божественную ногу. Не знаю, когда она уходила, из-за нее я не ставил дом на охрану, но по возвращении я всегда обнаруживал ее следы: брошенное у бассейна полотенце, рассыпанную у джакузи соль Мертвого моря, забытый на кухонном мраморе сок, сгоревший в тостере гренок, лак для ногтей в моем кабинете, кружевное белье в спальне. Любопытная, нахальная, она заполняла собой все пространство, распространялась по всему дому.

Вообще она была самым милым, неумелым и беспечным шпионом на свете. Как-то в минуту нежности она предложила:

– А давай мы с тобой страшно разбогатеем. Я буду Бонни, а ты Клайд.

Я перевернулся на спину, уточнил:

– Почтовые поезда будем грабить?

– Нет, не поезда. Банки. Вместе, ты и я. Я знаю как. Мы страшно разбогатеем.

Я тоже знал как – тыкая в сейфы волшебной палочкой-выручалочкой в виде моего газыря. Правда, наиболее вероятные последствия я представлял себе несколько иначе, чем Самира.

– Бонни и Клайда в конце застрелили, кстати. Не говоря уже о том, что на это нужно свободное время, а у меня в клинике запись до следующего года.

Она потянулась, прижалась, и я потерял нить беседы. Я охотно прощал ей излишнее любопытство в надежде, что благодаря этим оплошностям Виктор выведает, кто подослал ее ко мне. Тем более что никаких секретов я все равно не мог выдать. Я сам не знал ничего, что могло бы заинтересовать шпионов или охотников за миллиардами: ни об офшорных счетах Пехлеви, ни о действиях моего отца в Кабуле, ни о его работе в ЦРУ, ни о том, что могло скрываться в пропавших семейных архивах. И газырь мой, как мне тогда казалось, был припрятан надежнее Кощеева яйца.

Понедельник начался со звонка из приемного покоя. Мне сообщили, что там только что приняли раненого с пулевым ранением в колено, он назвался другом семьи доктора Воронина и попросил позвать меня.

У меня екнуло сердце. ЦРУ, ФБР, контрразведка… Может, это тоже дело рук иранских спецслужб? Я помчался вниз, даже не дослушав. В регистратуре приемного покоя девушка бесконечно копалась в компьютере и наконец заявила, что пациента по имени Виктор фон Плейст у них нет.

– Проверьте просто Плейст.

– Нет, Плейста тоже нет.