Александр Скрягин - Тайная геометрия

Правда, другим историкам проверить приведенные факты не удалось. Сразу после публикации статьи, данные рукописные листы, исчезли из Ватиканского архива.

Но и на этом тайны, окружающие жизнь и смерть странного философа не кончаются.

17 февраля 1600 года не раскаявшийся еретик Джордано Джованни Бруно по прозванию Ноланец был сожжен на площади Цветов в Риме при большом скоплении римлян и паломников со всей Европы. На аутодофе присутствовало все высшие кардиналы во главе с самим Папой Клементом Восьмым.

Католическая знать торжествовала: ни один вероотступник не уйдет от ее карающей руки. Она, как и прежде, всесильна и беспощадна к еретикам!

Но уже тогда у присутствующих возникли непонятные сомнения: кого или что сожгли на площади? Многие говорили: среди веток сухого хвороста не живой человек, а одетая в монашеский балахон мертвая кукла из тряпок. Именно она молча выслушала приговор Святейшей Инквизиции и без крика и стонов потонула в ярком пламени.

Нашлись даже люди, заявлявшие, что уже после казни видели самого Ноланца живым и невредимым.

Церковь, разумеется, никак не отвечала на глупые обывательские слухи.

Но вскоре произошло очередное невероятное событие.

Слухи стали неожиданно подтверждаться неофициальными признаниями самих католических иерархов: на площади Цветов, в самом деле, сожгли не живого человека, а лишь его изображение!

Кардинал Роберто Беллармино, генерал Ордена иезуитов, входивший в состав Трибунала инквизиции, вынесшего смертный приговор Ноланцу, якобы даже заявил в присутствии нескольких светских лиц, что уже после 17 февраля он виделся с Бруно, и они с ним о чем-то горячо поспорили. Причем, осужденный обещал передать кардиналу лично в руки свой трактат «О настоящем виде пространства», где содержится великая тайна. Якобы, владеющий этой тайной может перемещаться в пространстве на огромные расстояния за считанные мгновения, появляться из ниоткуда в любом месте и, в случае надобности, бесследно исчезать.

Выполнил ли Ноланец свое обещание – неизвестно.

Но вот какой интересный текст обнаружил Ефим, завершая свое собственное расследование загадочных событий, происшедших в далекой Италии много лет назад.

В трактате Джордано Бруно, озаглавленном «О бесконечности, Вселенной и мирах», переведенном с латыни и изданном в Санкт-Петербурге в конце позапрошлого века, говорилось:

«Мы привыкли к тому, что пространство имеет длину, ширину и высоту, но на самом деле, оно имеет еще и высоту высоты, и ширину ширины, и длину длины, а, может быть, и еще другие измерения.

Тот, кто сможет увидеть мир в этих измерениях, станет как бы властелином пространства. Он сможет преодолевать огромные расстояния по новым путям за очень короткое время. Так, тысячу лье между Парижем и Виттенбергом можно преодолеть всего за один день, путешествуя с помощью обычного медлительного осла или даже просто пешком.

Но о том, как научиться видеть данным нам от природы глазом эти измерения, автор предполагает подробнее сообщить своим высокочтимым читателям в другом трактате под названием «О настоящем виде пространства». Этот трактат автор намеревается специально посвятить подробному освещению этого важнейшего и интереснейшего вопроса».

На этом странном тексте и закончилась оперативная разработка, проведенная майором Мимикьяновым по письменным показаниям свидетелей в средневековой Европе четырехсотлетней давности.

Вот, о чем думал и, что вспоминал Ефим, идя темным сосновым бором.

Пахло сосновой смолой.

Меж рыжих стволов звучал размышляющий Паганини.

Шла жизнь.

С момента казни странного философа по имени Дожордано Бруно, по прозвищу Ноланец, прошло четыреста лет.

Все изменилось в мире. Или – ничего не изменилось?

Ефим шел вдоль железнодорожной насыпи.

Ее бока насыпи казались плюшевыми от низкой кудрявой травки. Майор приготовился взбежать наверх, чтобы перейти на другую сторону. Но не успел.

Его окликнули.

– Петр Петрович, задержись на минуту.

Майор обернулся.

На уходящей в темноту бора желтой тропинке, отрезая ему путь назад, стояли трое. Он поднял голову. На насыпи, широко расставив ноги, высился еще один силуэт, фиолетово-черный на фоне синего солнечного неба.

– Спиридон Пантелеевич, вас к себе просят, – произнес один из стоящих на тропинке, квадратный, как бак для мусора. – Поговорить.