— Вы думаете, что это поможет?
— Я думаю, что это авторитетное мнение, которое здесь копает под тебя, авторитетно только здесь, а не а Ленинграде.
— Остаётся только, чтобы такой запрос пришёл.
— Остаётся только, чтобы ты согласился. О запросе можешь не беспокоиться. Я надеюсь, ты понимаешь, что погоны офицера НКВД придётся снять.
— Вы предлагаете спрятаться в другом ведомстве?
— Я предлагаю тебе спасти свою жизнь.
Если пути Господне неисповедимы, то пути нас, грешных, неисповедимы тем более. Прошла всего неделя, как подполковник НКВД, перед которым трепетал каждый, пил за победу в своём отделе, надеясь на скорое повышение по службе и присвоении очередного звания, а он уже ехал в поезде не только без присвоения очередного звания, но и совсем без погон. Ехал, как преступник, опасаясь, что люди из организации, которой он служил верой и правдой, в любой момент схватят его и сгноят в лагерях, за то что он посмел защитить своего командира, вина которого состояла только в том, что его родители не были ни рабочими, ни крестьянами.
Колёса поезда равномерно стучали по рельсам, приближая Кузьму к месту назначения, а в голове с такой же частотой стучалась мысль: "За что? Почему одни люди хотят быть выше других? До революции дворянство свысока смотрела на рабочих и крестьян. Теперь рабочие и крестьяне, встав у власти, пытаются не только доказать, что они выше всех, но и уничтожить потомков дворян только за то, что их предки презирали предков теперешних хозяев. А в чём, собственно их отличие? Да ни в чём. И те и другие хотели быть выше друг друга". Кузьма вспомнил, как командир рассказывал сказку из библии про вавилонскую башню. "Как правильно там всё сказано", — думал он. — "Сначала они строят башню, чтобы быть выше, потом перестают понимать друг друга, а потом расходятся по всему свету, а башня рушится. Вот так и я. Сначала мне было всё понятно. Я нисколько не сомневался в правоте партии, теперь сомневаюсь, потому что перестал понимать их. И вот я еду от этих людей чёрт знает куда и чёрт знает зачем. Остаётся только рухнуть самой башне".
Колёса поезда издали какой-то противный скрип, вагон дёрнулся и остановился.
— Поезд прибыл на конечную станцию Ленинград! — раздался крик проводника.
Кузьма вышел из вагона и направился в прокуратуру города.
— Хорошо, очень хорошо, — приговаривал начальник, изучая документы Кузьмы. — Нам как раз нужны такие кадры.
— Я никогда раньше в прокуратуре не работал.
— Освоитесь. Ничего страшного, не сложнее, чем в НКВД.
— Чем прикажете заниматься? — по-военному спросил Кузьма.
— Будете работать в надзорной системе.
— А если конкретней?
— Если конкретней, то будете проверять работу милиции. Начните хотя бы с детской комнаты.
Начальник вытащил из стопки наугад папку и протянул Кузьме.
— Возьмите хотя бы это дело.
— Что там?
— Там мать-одиночка. Работает дворником, воспитывает сына, который ждёт возвращение отца с фронта, а никакого отца, как вы понимаете, нет.
— Почему?
— Банальная история. Мамаша обыкновенная ППЖ, навешала сыну лапши на уши, про героического отца, а тот на этой почве возьми да и выткни глаз совершенно постороннему человеку.
— То есть как?
— Да вот так, взял палку и воткнул в глаз. Такого бы засадить за это годков этак на десять, но нельзя — слишком мал. Единственно, что можно было сделать, это поставить его на учёт в детскую комнату милиции. Вот и проверьте, как милиция наблюдает за, с позволения сказать, ребёнком. Вы же понимаете, какой бандит вырастит из этого волчонка. Заодно и на мамашу обратите внимание. ППЖ или проститутка — разница не большая.
На своё первое задание Кузьма решил идти поздно вечером. Вечер это самое время для шлюх. Кузьма уже составил себе образ этой мамаши. Наверняка, она затаскивала к себе в постель какого-нибудь мужичка, ублажала его, а в это время сынок, чистил карманы у доверчивого любовника. Если взять такую с поличным, есть полное основание лишить эту дрянь материнства и упрятать за решёткой, а ребёнка передать на воспитание в детский дом, подальше от преступлений. Кузьма не мог понять, почему милиция не могла взять с поличным эту шлюху самостоятельно, без вмешательства прокуратуры.
Он подошёл к дому подозреваемой, но по окнам понял, что её нет дома.
— Двор метёт, где же ей ещё быть? — рассуждали прохожие и показывали рукой на дома, где должна была мести двор дворничиха.
Подойдя к указанному месту, Кузьма и там никого не обнаружил.
Читать дальше