Александр Самоваров - Террористка

— Повернись лицом к стене, — сказал он Дубцову.

Тот улыбнулся дрожащими губами.

— Стреляй, Рекунков, стреляй, но мои глаза ты запомнишь на всю жизнь.

Лицо Рекункова потемнело, и он опустил пистолет.

— Рекунков, стреляй! — раздался крик Оли и, вздрогнув, как от удара кнута, всем телом, тот нажал на спусковой крючок…

…В Москву решили въехать утром: и после отмены комендантского часа гаишники частенько обыскивали машины. Спали в кабине. Оля хотела выпить снотворное, таблетки она всегда носила с собой, но переборола свой страх перед происшедшим, сидела с открытыми глазами. Только к утру она задремала. Ей приснилось что-то страшное, и она закричала и проснулась. От ее крика проснулись и остальные.

— Ничего, ничего, — сказал Рекунков, — гад получил свое. Ничего!

Он положил тяжелую руку на голову Оли. Та, сбрасывая с себя наваждение, дико огляделась вокруг себя. Вытерла лоб платком.

— Извините, — сказала она тихо.

— Выпейте таблетки, — сказал Фролов, — я видел у вас в сумочке сильное снотворное.

— Нет, нет, — сказала Оля, выпрямляясь в кресле, — такое со мной бывает, не обращайте внимания.

— Такое со всеми нами бывает, — заметил Фролов, — так вы готовы ехать?

— Я в порядке.

Смертельно бледная, она вошла в бывший кабинет Дубцова, оглядела его, словно увидела в первый раз, осторожно села за стол.

«А ведь Слава прошел через подобное гораздо раньше меня, — подумала Оля. — Он же рассказывал, что еще в Карабахе пристрелил троих».

Не суди других, да не судим будешь! А она посмела читать ему мораль. И сколько еще она выдержит сама? К горлу подступил комок. Оля ждала, что расплачется, но слез не было.

«Что случилось, — спросила она себя, — кого я собираюсь оплакивать? Еще одной сволочью стало меньше на земле. Вот и все!»

В кабинет постучался Трубецкой. Он тоже был бледен, ибо не знал, какой оборот приняло дело.

— Я хотел посоветоваться, — сказал он и тут же увидел, что Оля неестественно бледна, — но я могу зайти и в другое время.

— Проходите, Николай Алексеевич, — глубоко вздохнула Оля, — проходите, садитесь.

И начался обычный рабочий день. В полдень приехал Рекунков. В его взгляде ясно читалось уважение к спокойствию, с каким держалась Оля. Но и он был несентиментален.

Потом они сидели и пили чай с лимоном. Чай принесла Настя.

— Вы плохо выглядите, Ольга Дориановна, — сказала Настя.

— Иди, иди, — прорычал Рекунков.

Когда Рекунков ушел, Оля подошла к окну. Шел мокрый снег. Тротуары в пять минут стали белыми. Оля закурила. Что-то произошло с ней. Исчезло внутреннее напряжение. И именно в эту минуту Оля поняла, что ее хватит надолго.

— Я боец, — тихо сказала Оля. Я — боец! — сказала она громче. Я — боец, — произнесла она торжественно.

Оля приехала домой около десяти часов вечера. В гостях у Дориана Ивановича был Гончаров. Они умеренно выпили коньячку, раскраснелись и спорили об искусстве. Оля вздохнула, но выдавила приветливую улыбку. Она вообще никого не хотела видеть сегодня, тем более Гончарова.

— Искусство начинается там, где есть образ. Понимаете? — почти кричал Дориан Иванович. — Образ, созданный воображением человека.

— Позвольте, а музыка?

— Так даже понятие есть — музыкальный образ! Конечно, и музыку пронизывает образность.

— А абстрактное искусство?

— А вот там ни черта нет — ни образов, ни искусства. Так… — Дориан Иванович сделал порхающее движение рукой, — игра воображения без образов.

— Я настаиваю, что есть искусство врача, пекаря, токаря. Все, что делается красиво, — все искусство. У математиков есть понятие — красивая формула. И математика — искусство.

— Ну, — протянул Дориан Иванович, — мы говорим о разных вещах. Если так расширять рамки данного понятия… Оля, ты будешь ужинать? — крикнул Дориан Иванович вслед упорхнувшей дочери.

— Нет, папа, — ответила Оля.

Она была уверена, что через некоторое время в ее комнате появится Гончаров, и не ошиблась. Но что-то ее остановило, когда она уже собиралась было прогнать его.

Он сел в свое любимое кресло. И сидел молча.

— Будете мне признаваться в любви? — спросила Оля.

— В любви? — искренне удивился Гончаров. — Вы б видели себя со стороны. Какая там любовь?

— И как я выгляжу со стороны? — полюбопытствовала Оля.

— Кажется, что в любой момент вы можете рвануть откуда-нибудь пистолет и всадить пулю в лоб.

— Вам-то за что пулю?

— Так, для профилактики.