Татьяна Соломатина: Проект «Платон»

— Хотя если микрокосм и макрокосм подобны — то и буквально понимайте на здоровье! — В специально предоставленную для этого театральную паузу вставил Митрофанов, салютовав Виддеру бокалом. Они пригубили и Создатель продолжил:

— И у этого проекта, как у любого проекта, есть бюджет. Или не бюджет, а рационализирование расходов. Опять же, называйте как угодно или удобно! — Создатель посмотрел на Ивана.

Иван внимательно слушал. Его вдруг увлёк рассказ Виддера. Он и сам не раз подумывал о том, что бог наверняка есть. Только он не бог. А, чёрт возьми, Научный Руководитель! Что-то вроде Академика, Заведующего Кафедрой Большого Взрыва. Как угодно. Он придумывал разные названия, и все они были условными. И что вся наша жизнь на это планете, в этой Вселенной и вообще — не более, чем наука Чего-то Большего. А мы все — созданы этим Чем-то Большим. Вовсе, конечно же, не добрым боженькой с бородой, восседающим на облаке. Мало ли, что там о нас, людях, воображают себе лабораторные крысы. И вот, оказалось и не он первый. Да и Виддер не первый. Вон, сколько фантастов муссировали эту тему. И далеко не все они были учёными. Хотя некоторые были. Рано или поздно любой настоящий учёный начинает верить . И создавать свои гипотезы, уже подобные прежде созданным гипотезам. Роднит эти гипотезы ещё и то обстоятельство, что никто их так и не подтвердил. Хотя и не опроверг.

— И в рамках рационализации бюджета изначально было оговорено — будем пользоваться привычной нам терминологией, ибо другой у нас и нет, — Создатель хохотнул, — что количество душ для данного проекта ограничено. В отличие от количества тел. Ну, скажем, опять же привычно и понятно для нас: душа — субстанция более дорогостоящая, «высокотехнологичная», уникальная, — примените какое угодно близкое вам понятие для обозначения боязни растраты. А вот количество тел, ткани — те жгите сколько вам угодно.

— Потребуется верхний свет, — вы жгите, сколько вам угодно. В стихии огненной, и водной, и прочих недостатка нет.

— Спасибо, Михаил Александрович. Как умосозерцатель Гёте — один из величайших учёных.

— Да ещё и поэт!

— Поэзия, — если она действительно поэзия, — и есть наука. Как минимум ритм её…

— Так что с боязнью растрат душ? — Нетерпеливо, и крайне невежливо перебил Иван старых товарищей, один из которых был его учителем, второй — тоже заслуживал уважения. Но, похоже, Создатель именно такого эффекта и добивался. Потому что ласково улыбнулся Ивану и немедленно вернулся к теме:

— А душа — совсем не то, что «бутафор вам даст» в любой момент времени, в любом количестве. Вот сколько выдали — столько выдали. И тут что-то пошло не так. Или так — но в рамках Системы, для которой и эта Лаборатория с её Руководителем — всего лишь подсистема. И материя стала плодиться. А душ на всех не хватало. И вот сейчас, — сказал тогда один из товарищей, — не каждый, кто человек, имеет душу. Не в каждом, кто живёт, работает и размножается — есть дух. На планете огромное количество бездушных людей. В буквальном смысле бездушных: людей без душ.

— Красивая теория! — Невольно воскликнул Иван.

— Да, товарищи тогда тоже так решили. Да только двое забыли. Как минимум — на время. А один из них не забыл.

— И это был Васильев! — «Озарило» Ивана.

— Именно. И никто долгое время не догадывался, что у него серьёзно сорвало крышу. И он не только теоретизирует. Но и ведёт, как он считает, практические лабораторные работы. Очень «удачно» оказавшись законченным абсолютным психопатом. И пока Михаилу Александровичу Елена Вересаева с её странным даже для образного восприятия восприятием образов — ни сказала, что происходит — никто из нас и не догадывался, что это длится уже много лет. И что Васильев совершенно не понимает, что совершает что-то ужасное. Потому что ни в одном из выпотрошенных им тел нет ни духа, ни души. Они никого не интересуют. Они сами себе не интересны. Они только создают видимость. Они только плоть. Он убивал их, как убивают лягушек студенты первого курса на лабораторных занятиях по нормальной физиологии. Чтобы понять механизм рефлекторной дуги. Он не испытывал ни мук совести, ни страха перед законом. Первого у него просто нет, ибо зачем? Второго не было, потому что он был крайне осторожен, безупречно аккуратен. И он продвинулся. Как ему казалось. Хотя на самом деле задержался на стадии первокурсника, который продолжает кромсать лягушек лишь потому, что получает от этого удовольствие. В котором даже себе самому боится дать осознанный отчёт. И Васильев уже был готов перейти от бездушной плоти к одушевлённой. Или же он перестал получать удовольствие от нарезания «бездушных лягушек», коими он считал убиваемых им молодых женщин. К его несчастью, этой «плотью» оказалась Елена.