Анна и Сергей Литвиновы - Джульетта стреляет первой

— Лично у меня связей нет. Но я опять прикроюсь именем полковника Ходасевича. Кто он у тебя такой? Даже на острове Пасхи человека знают!

— Да так. Обычный пенсионер, — улыбнулась Татьяна.

Когда вернулись с экскурсии по острову Пасхи, Таня позвонила Анжеле.

Все ее вещи остались на Матуа. И хотя Пит заверил, что в состоянии купить ей решительно все, что нужно, девушке жаль было терять огромный баул нарядов, косметики, редких пособий по рекламе.

Мобильник Анжелы не отвечал. Но по городскому телефону отозвалась:

— Ой, Танька! С ума сойти! Зачем ты Максимуса замочила?!

— Я?

— А кто ж еще? Труп в твоем доме нашли!

— Я этого не делала. Стреляли через окно.

— Чего сбежала тогда?

— На всякий случай, — усмехнулась Таня.

— Но ты точно не убивала?

— Где я оружие возьму?

— Тогда, значит, отец Марьянкин, — легко переменила точку зрения Анжела. — Или даже Кикин мой. По идейным соображениям. Он все зудит, что закон бредовый и мы все овцы-бараны.

— А преступника не поймали?

— Наши полицаи ищут, — с крайним пренебрежением отозвалась художница.

— Чего там у вас вообще творится?

— Дурдом полный. Траур, черные флаги развесили. Наш мэр — можешь себе представить! — ходит в сосиску пьяный. Раньше-то почти правильный был, а сегодня вообще дошел — в канаве валялся. Его вынуть хотят, он бормочет: «Не трогайте. Я свинья». А новый главарь теперь Марк. Пацаненок. Можешь себе представить?

— Когда вы его выбрать успели?

— Не выбирали мы! Максимус такое завещание оставил!

— Хороша у вас демократия.

— Да ладно, какая разница, кто на троне сидит!

— Слушай, а ты можешь мои вещи выслать?

— Сорри, — хмыкнула художница. — Никак. Все куда-то вывезли на пикапе, дом заперт. Я могла бы спросить, но мой Кикин злой как черт. Велит мне, чтобы тихо сидела.

— Ладно, — вздохнула Таня. — Сиди тогда тихо. А можешь хотя бы узнать, как там Джеф?

— Это еще кто?

— Медбрат в вашей больнице. Афроамериканец.

— Ах, ты, значит, еще и с ним развлекалась! — возликовала Анжела. — А мне не призналась! Видела я его. Вчера. Печальный такой ходит!

«Ходит — значит, все хорошо».

И Таня задала последний вопрос:

— Слушай. А когда вы свое чудо-лекарство запатентуете?

— Не знаю, — сразу погрустнела художница. — Профессор боится. Там куча побочек обнаружилась. — Понизила голос: — У Максимуса, оказывается, еще два года назад канцер начался. Химиотерапию делали. А он все равно продолжал пить таблетки и эликсир себе колоть. Ну и доигрался — от стадии нуль до третьей. Кто на такое средство патент даст?

— Жаль, — искренне расстроилась Татьяна. — Я так хотела омолодиться.

— А по-моему, лучше быть старушкой, чем от рака умереть, — с жаром прокомментировала Анжела.

И шумно прихлебнула.

— Что пьешь? — поинтересовалась Садовникова.

— Винишко.

— Без рома?

— С ним, — виновато вздохнула. — И бегать я перестала. — Хихикнула. — Совсем пропадаем тут без тебя.

— Я все равно бы ничего не изменила, — уверенно произнесла Татьяна. — Человек должен сам решать, как свою жизнь строить. И социальная реклама тут не поможет. Бросай свой Матуа. Приезжай в Москву. Я тебе выставку организую.

— В Москву, в ваши холода, пробки? Да что я, больная? — возмутилась художница.

— Ну, тогда счастливо оставаться, — попрощалась Таня.

В московском аэропорту Пит, джентльмен, предложил ее проводить. Но Таня лишь плечами пожала:

— Зачем? Сама доеду.

Вошла в подъезд. Поднялась на лифте. Вошла в квартиру.

Одиночество, выверенный дизайн, серый день за окном. Будто и не уезжала.

Принять ванну? Заварить травяной чай? Пробежать кросс?

Нет, ни единая из привычных радостей больше не привлекала. Тихая квартира навеивала тоску. Одиночества она на Матуа хлебнула вдосталь. Да и вообще тяжко наедине с мыслями — после всего, что узнала и своими руками натворила.

Позвонила Валерочке:

— Еда в самолете была ужасная. Подкормишь?

Отчим удивился:

— Танюшка! Я думал, ты спишь уже, после такого-то перелета.

— Не могу, — вздохнула она. — До сих пор внутри все дрожит.

— Тогда приезжай, конечно! — В голосе полковника зазвучала искренняя радость. — У меня сегодня рыбный день. Морально устаревший салат «Мимоза» и семга, запеченная в конвертиках из слоеного теста. Устроит?

— Конечно!

— Ты одна будешь?

— Ну, разумеется!

Обычно отчим не лез в ее личную жизнь (за то и обожала), но сегодня вдруг попросил: