Лев Корнешов - Зона риска

— И вот, несмотря на плохую погоду, я выхожу замуж.

После паузы Андрей спросил;

— Все решено?

— Да, сегодня. И помня о нашей дружбе, сообщаю тебе первому.

— Нина, — трудно сказал Андрей. — У меня гости. Можно, я тебе позже позвоню?

— Я буду уже спать, Крылов.

— Все серьезно?

— Я надеюсь. Желаю счастья, Крылов.

— Подожди, не вешай трубку...

— Я тоже не одна, Крылов.

— У меня гости, товарищи, друзья, — закричал Андрей.

— А у меня... Ты правильно понял, Крылов. Ты всегда был сообразительным, только очень медленно принимал решения. Если что-то изменится, я тебе позвоню, Крылов. Можешь и ты позвонить. Через несколько дней.

Тоня отвернулась, чтобы Андрей не увидел в ее глазах ни сострадания, ни надежды. Елка зло подсказывала:

— Брось трубку первым, Андрюша. Брось трубку...

Андрей тихо сказал:

— Говорят, дождь к свадьбе — это хорошо.

И там, за несколько сот километров, его услышали:

— Спасибо, Крылов.

Потом в комнате стало очень тихо, и в этой тишине Андрей взял фотографию Нины, спрятал ее в ящик стола, щелкнул замочком и швырнул ключ в открытую форточку.

— Силен журналист, — тихо произнес Мишка.

Тоня предложила закругляться, уже поздно, и надо успеть на последние троллейбусы.

— Посидите еще немного, — попросил Андрей.

Он недолго покопался в дискотеке, поставил на круг проигрывателя новую пластинку. Пела Майя Кристалинская:

Тоня остановила проигрыватель, а Мишка бодрым, как ему казалось, тоном посоветовал:

— Плюнь, журналист. Все они, бабы...

— Не надо, Миша, — спокойно попросил Андрей. — Она прекрасный человек, и мне винить ее не в чем, только благодарить могу за то, что она такая... такая...

— Может, выпьешь? — спросил Мишка. — Я видел, у тебя в холодильнике потеет пузырек...

— Э, нет, Миша, я только что тебе не советовал это делать, а сам тем более не буду.

— Тогда послушай, что я тебе скажу... — выпалил Мишка неожиданно для себя. И он стал торопливо, захлебываясь словами, рассказывать о том, что сам понимать перестал и выхода не видел, потому что в его мире многое сместилось, оказалось, что черное — это и есть черное, а белое все-таки остается белым. И об Анюте говорил, потом, как плохо приходится тому, кто перечит всей этой своре. И о том, как тошно дома, мать все стонет, охает, а брат... Того каждое слово приводит в ярость. Вдалбливает Геннадий: все вокруг сволочи, давить их надо, иначе они тебя придавят, сожрут, закопают и крест не поставят, надо быть сильнее и хитрее других — тогда себе хозяин... Об истории с апельсинами Мишка промолчал, стыдно о таком говорить, нехорошо как-то. Да и очень уж личное это, когда братья выясняют отношения.

Неужели даже в малом нельзя по-честному? Ведь живут же люди нормально, работают, в театры ходят, по вечерам всей семьей собираются вокруг стола. Раньше «жить как все» казалось серым, а вот теперь хочется, чтобы жизнь была в нормальной колее. И с работой... Что, и дальше помогать воровать Анюте? Пройдут годы, и станет он Степаном Макаровичем, старшим, куда пошлют по части «бери побольше, кидай подальше». А может, вообще переквалифицируется в прихлебателя пивнушки, что за углом Оборонной, в дальнем тупичке? Есть там несколько таких: давно спились, вымаливают глоток пива у других.

С тоскливой смелостью думалось раньше: если даже и в колонию попаду — только крепче стану, посижу недолго (сейчас помногу несовершеннолетним не дают, гуманисты...), зато звону будет на всю Оборонную и ее окрестности. Но как бы не стал такой звон отходным... Одним словом, сбежал бы на край света, да мать жалко, пропадет она совсем без него, засохнет. А на стометровку и «пятачок» больше не тянет, даже тошно стало туда ходить: шебуршатся, вертятся вокруг грязной монеты... И пацаны там, между прочим, глуповатые — весь мир для них в «лейблах» шмоток. Недавно включил телевизор, читают стихи: «У советских собственная гордость...» Да какая у Князя и его «фирмы», к примеру, гордость, если они за блок жвачки готовы душу заложить? Видел днями Князя, что-то снова заваривает, зовет в напарники. Попытался было Князь подкатиться к Линке, сестре Романа Жаркова, так та его быстро отшила, даром что малолетка. А Князь просто так ничего не делает, вот как получается: «шестерочка»-Инка липнет к Роману, Князь хвост пушит перед его сестренкой. Сестренка же ничего, о ней на стометровке плохого не болтают, да и Романа опасаются, помнят, как он двух пижонов у витрины учил жить, такое на Оборонной у пацанов в цене...