Валерия Вербинина - Ледяной сфинкс

– Особое присутствие удаляется для постановки вопросов! – объявил председатель.

«Какой странный суд, – думал Серж. – Сами задают себе вопросы и сами на них отвечают… – Князь тряхнул головой. – Впрочем, что я говорю? Не невиновных же, в конце концов, судят, схваченных по ложным доносам. Они все замешаны… и все понесут наказание…»

Было уже три часа ночи, когда члены особого присутствия вернулись из совещательной комнаты в зал заседания, и председатель зачитал проект вопросов, на которые предстояло ответить суду. Никто уже не возражал, всем хотелось как можно скорее развязаться с этим неприятным делом. Утвердив вопросы, сенаторы и сословные представители вновь удалились в совещательную комнату, чтобы дать по ним окончательный ответ.

Репортеры клевали носом, публика перешептывалась, но никто не уходил. Обвиняемые казались мрачными и собранными и почти не смотрели друг на друга. Но вот наконец растворилась дверь совещательной комнаты, и от Мещерского не укрылось, что обе женщины на скамье подсудимых вздрогнули.

Председатель взял в руки опросный лист, бросил на него взгляд и едва заметно нахмурился. И, хотя Серж ни в малой мере не сочувствовал подсудимым, у него на мгновение сжалось сердце.

Откашлявшись, сенатор Фукс набрал воздуху в легкие и начал читать длинный, очень длинный перечень вопросов о степени виновности каждого из обвиняемых. Почти на каждый ответ оказался – «да, виновен». Из 24 пунктов на 20 был дан утвердительный ответ.

«Что же это значит?» – холодея, подумал князь Мещерский и поправил очки, чтобы лучше видеть.

Председатель положил бумагу, повернулся к прокурору и тихим, усталым голосом предложил Муравьеву подытожить усилия прошедших дней и объявить, какое наказание заслужили подсудимые на основании решения особого присутствия.

И все услышали:

– Приговором особого присутствия правительствующего сената все подсудимые признаны виновными в преступлениях, предусмотренных 241, 242 и 249-й статьями уложения о наказаниях. – Прокурор сослался еще на несколько статей и заключил: – На основании изложенного подсудимые должны быть приговорены к лишению всех прав состояния и к смертной казни.

Какая-то дама громко ахнула, по залу пробежал недоверчивый шепот… Защитник студента пытался протестовать, напомнил, что его подзащитный еще несовершеннолетний, привел все возможные статьи из заграничных кодексов по поводу несовершеннолетних. Но ему не удалось поколебать прокурора, который сослался на какую-то туманную закорючку и потребовал оставить его решение в силе.

Однако это был еще не конец, потому что особое присутствие должно было вынести окончательный приговор.

Шел уже седьмой час утра, когда сенаторы и сословные представители в последний раз вернулись в зал из совещательной комнаты. Они подтвердили правильность решения прокурора: лишение всех прав состояния и смертная казнь для всех без исключения.

Вконец разбитый, Серж вернулся домой и сразу же отправился к Александру, который спал сном младенца.

– Ты хотел знать, чем кончится дело… Так вот: Муравьев настоял на своем. Их повесят.

– Всех? – изумился Александр. – И женщин тоже?

– Да.

Корф немного подумал. И через некоторое время сказал:

– Не может быть. Их помилуют на эшафоте. Такой суровый приговор был вынесен нарочно, чтобы государь имел возможность проявить милосердие и расположить к себе общество.

– Думаешь? – недоверчиво спросил Серж. – Все-таки они убили его отца.

Александр отвернулся. Когда он заговорил, его голос звучал странно.

– Если бы речь шла о моем отце, я бы ни за что не стал их миловать. Даже если бы знал, что за это меня убьют. А впрочем, что толку гадать… – Барон зевнул и подтянул на себе одеяло. – Что будет, то будет, и им того не миновать. Скажи мне лучше вот что: если я решу жениться, ты будешь моим шафером?

– Господин граф, – могу ли я поговорить с вами о свадьбе? – спросил Сигизмунд Потоцкий.

Этот разговор происходил 30 марта на вечере у графа Потоцкого, куда явился также и сенатор Строганов. Андрей Петрович раскланялся со всеми, обменялся любезностями с дамами, которые с его помощью получили белые билеты, удачно отразил несколько колкостей либералов, которые были не прочь поддеть его как судью нашумевшего процесса, и поставил на место некоего философа, который патетически восклицал:

– Приговор, который вы вынесли, просто ужасен! Поймите же, смертная казнь не в духе нашего народа!